Михаил Салтыков-Щедрин - Том 10. Господа «ташкентцы». Дневник провинциала

Черт побери, господа! Еще посмотрим, посмотрим, на чьей стороне будет победа!

раки по-бордоски.

великие принципы Дикобраза.

У господина заболел живот!

«Любовь — это вот что».

Не смешно ли?

черт возьми! черт побери! ко всем чертям!

По последним известиям, факт этот оказался неверным. По крайней мере, И. С. Тургенев совершенно иначе рассказал конец Чертопханова в «Вестнике Европы» за ноябрь 1872 г. * ( Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина. )

предсъездовское собрание.

Что вы, что вы! давайте мне каждый день поросенка — и вы никогда не услышите от меня: довольно!

республика — и только!

поезд.

и вы… как мы?

Ах! черт побери! я так много слышу русской речи, что, кажется, я сам начинаю говорить на этом языке, как на своем родном. Клянусь, господа! Уверяю вас! Ах! черт возьми… преклонимся! Воздадим поклонение, черт побери! терпимость в деле религии… терпимость и благоразумие… Вот что я вам скажу.

Господа! бокал шампанского!

Ваше здоровье! Вы выпьете, не правда ли? Шампанского!

С удовольствием.

Шпионаж был признан во все времена одним из самых живых стимулов политической жизни. Уже древний Иеробоам обещал скорпионы своим народам, что в переводе на обыкновенный язык не могло значить ничего другого, как шпионов. Далее мы находим у Аристофана неопровержимые доказательства, что греки очень признавали это средство управления и что они дали шпионам звучное прозвище сикофантов. Но лишь в эпоху цезарей античного Рима наука шпионажа достигла наибольшего своего расцвета. По словам Тацита, со времен Нерона, Калигулы и других не было почти ни одного человека во всей империи, который не был бы шпионом или не желал бы им быть. Эти величественные римляне, которые не начинали своей хвастливой болтовни иначе, как говоря: «Я, римский гражданин», достигли в шпионаже такой высоты, как если бы они были величайшими из мошенников. Наконец, наша прекрасная Франция свидетельствует, что шпионаж никогда не бывает чрезмерным в стране, политическая жизнь которой достигает своего апогея. У нас, господа, почти все шпионят друг за другом, что не мешает общественной жизни идти своим путем. Так как шпионят все, то в этом занятии почти не чувствуют ничего неприличного. Приведу историческую справку о том социальном явлении, которое носит неблагозвучное имя шпионажа. Но если мы говорим о практических результатах этого ремесла, мы должны в то же время констатировать, что никогда бы эти результаты не могли быть ни такими большими, ни такими исчерпывающими, если бы шпионы начали действовать открыто… на виду, не маскируясь. Да, господа, это деятельность, которой можно заниматься только под покровом величайшей тайны! Отнимите тайну — и прощай шпионаж. Его более нет — а вместе с ним падает весь престиж политической жизни. Нет шпионажа — нет обвинений, нет процессов, нет преследований! Политическая жизнь, так сказать, замирает. Все проходит, все падает, все бездействует. Вот почему я не разделяю мнения, выраженного моим почтенным коллегой, господином Фарром. Я очень хорошо понимаю его мысль: он слишком большой приверженец статистики, чтобы не горевать, что эта наука содержит еще необъяснимые и темные места. Но бог, в своей божественной мудрости, судил об этом иначе. Он захотел, чтобы статистика всегда имела некоторые необработанные данные для того, чтобы мы, смиренные работники науки, всегда имели возможность что-либо

браво! да здравствует Франция!

да здравствует Генрих IV!

Кажется, это называется лососиной? Лососина и поросенок — нужно это запомнить!

Кушайте, господа!

Россия — вот истинная родина статистики!

Здесь была решена участь несчастного фон Зона! ах, будем осторожны!

Он огромный, внушительный, роскошный, поразительный!

он, вероятно, обошелся чудовищно дорого!

Ах, не будь я католиком, я хотел бы быть православным!

Жулик! я не понимаю этого слова!

В точности, это не вор и не мошенник; это индивид, в котором содержится и то и другое. В Москве вы увидите их, господа.

Почему?

Невоспитанность!

Извините! если я правильно понимаю мысль господина.

она может быть формулирована следующим образом: да, тайна частной корреспонденции неприкосновенна (браво! браво! да! да! неприкосновенна!) — это общее правило; но существуют соображения здравой политики, которые в отдельных случаях принуждают нас и заставляют допускать исключения даже для правил, которые мы все признаем справедливыми и нерушимыми. Это печально, господа, но это так. Рассматриваемое с этой точки зрения нарушение тайны частной корреспонденции представляется нам требованием высшего порядка, которое не имеет ничего общего с преступлением или с нарушением закона. Англия, благодаря своему островному положению, не знает многих социальных явлений, которые не только терпимы по обычному праву континента, но которые составляют, так сказать, часть этого права. То, что является преступлением или нарушением закона в Англии, может стать превосходной мерой общественной защиты на континенте. Итак, я голосую вместе с господином из Тетюш за простой переход к порядку дня.

Ваше здоровье!

разумеется.

Ах! ведь вы представляете нам здесь чертовски серьезный труд!

Великолепно!

Прекрасно!

Превосходно!

И заметьте, что господин затратил на этот прекрасный труд только две ночи.

Да, понимаю! национальная гордость, — мы, французы, тоже не чужды ей. Но, что касается меня, — признаюсь, это действует мне на нервы!

Моя жена — поджигательница, этим все сказано.

О! что касается вас — у вас чувствительная душа, я это вижу, я это чувствую, я в этом уверен! Но что касается вашего друга — позвольте мне усомниться в этом!

порядок дня.

Вот это был царь! черт побери! какой человек! — Вот это был царь!

Вот это был царь!