Константин Станюкович - Том 2. Два брата. Василий Иванович

— А теперь пойду к гостям! — прибавила она, указывая веером на кабинет. — Вероятно, Горлицын, по-старому, просвещает?

— Да.

— Все как было, ничего не изменилось!.. И как это им не наскучит!.. — улыбнулась она, отходя от Николая. — А впрочем, может быть, оно и лучше! — прибавила она, полуоборачиваясь на ходу.

Через несколько минут Нина сидела с Николаем на одном из маленьких диванов, за столом, на котором стоял маленький поднос с чашкой чая и печеньем.

— Ну, рассказывайте теперь о себе, — говорила она, стягивая перчатки и принимаясь за чай.

— Ничего о себе интересного рассказать не могу, Нина Сергеевна. Немного работаю, а больше бездельничаю.

— По крайней мере не скучаете?

— Этим не грешен.

— И слава богу. Вы ведь, кажется, адвокат?..

— Да, но пока больше по названию.

— Что так? Еще не сделались известностью?..

— Нет, не сделался!

— Сделаетесь! — засмеялась Нина. — Вы ведь пишете тоже?

— Пока более для насущного хлеба, чем для славы!

— А славы вам хочется, очень хочется? — проронила Нина, пристально взглядывая на Николая.

— Не всем она дается!

— Но это не мешает гоняться за ней! Ужасно вы все самолюбивы, как посмотрю. Всех вас гложет какой-нибудь червь и не дает вам покою. Не умеете вы жить. Не умеете пользоваться счастьем!.. — проговорила Нина задумчиво.

— Кто это — все?

— Все вообще несколько неглупые люди!..

— А вы умеете?

— Я?.. Об этом когда-нибудь поговорим. Рассказывайте пока, что вы делаете, с кем знакомы, где часто бываете?

— Да что говорить? У вас вот есть что рассказывать, а мне, право, нечего… Хорошо ли вы съездили за границу? Вы, кажется, не рассчитывали скоро вернуться?

— Мало ли на что рассчитываешь!

— Где были?..

— В Париже больше.

— И надолго сюда?..

— А не знаю, как поживется…

Нина Сергеевна неохотно говорила о себе и старалась замять разговор, как только Николай начинал говорить об ее заграничном путешествии.

«Непременно что-нибудь случилось с ней!» — подумал он, взглядывая на молодую женщину. Ему показалось, что она в лице похудела и стала как-то серьезней. Глаза ее не смеялись, как бывало прежде. Напротив, взгляд ее стал мягче, ласковей, грустней.

Она кончила чай и проговорила, вставая:

— Теперь пойдемте слушать Присухина. Кстати, как вам понравились наши четверги? Весело?

— Не очень.

— То-то! А ведь сколько четвергов еще впереди! И опять одно и то же, одно и то же!

Тон ее голоса звучал таким отчаянием, что Николай спросил:

— Да что с вами, Нина Сергеевна? Вы совсем стали другой с тех пор, как я вас не видал.

— Так, хандра. Музыка, вероятно, навела хандру. Музыка на меня действует. Сегодня «Гугеноты» * отлично шли. Это пройдет! — улыбнулась Нина. — Все на свете проходит.

— Будто?

— У таких людей, как мы с нами, или, если вы не согласны, так у такой женщины, как я. Кстати, что поделывает ваш брат? Здоров ли он?

«Почему она о нем спрашивает?» — удивился Николай.

— Ничего, здоров, учится. Вы разве знаете Васю?

— Раз видела и случайно много слышала о нем. Говорят, оригинальный, славный юноша. Приведите-ка его ко мне.

— Что за фантазия? — рассмеялся Николай.

— Что вас удивляет? Или он не пойдет?

— Он дикарь. Попробую.

— Смотрите же, приведите. Быть может, он не будет судить по наружности, как все. Да и вы не забывайте меня, Николай Иванович.

Она сказала свой адрес и прибавила:

— По утрам я всегда дома. Придете?

— Непременно.

— Смотрите же… Я вас жду на днях же. И брата приводите как-нибудь… Да… я и забыла вас спросить: правда, что свадьба вашей знакомой деревенской барышни расстроилась?

— Да!.. Она отказала Лаврентьеву. Вы слышали о нем?

— Как же, и как-то видела в деревне… Что за причина?.. Говорят, это случилось так неожиданно.

— Не пара она Лаврентьеву.

— Она, говорят, здесь теперь… учится?

— Да.

— А вы часто видитесь?

— Мы с Леночкой большие приятели!.. — проговорил, краснея, Николай.

— Уж не вы ли, чего доброго, виновник этой истории? — серьезно заметила Нина.

— Я?.. Что вы!.. — ответил Николай, краснея еще больше.

— Она, говорят, отличная девушка, эта ваша Леночка!.. И хорошенькая… В ней что-то свежее, непочатое есть…

— Откуда вы все это знаете?

— Слухом земля полнится… Ну, смотрите же, на днях я жду вас, тогда поговорим свободнее… И то мама уж на меня смотрит, что я забыла гостей. Надеюсь, мы будем настоящими приятелями?.. Вы меня, быть может, и с Леночкой познакомите, если она удостоит… Уговорите ее…

Нина присела к гостям и принялась весело болтать, рассказывая об опере, об исполнении, о знакомых, которых она встретила в театре, о туалетах и пр. Около нее тотчас же образовался кружок мужчин. Присухин то и дело заговаривал с ней, но она ему отвечала с нескрываемой сухостью и презрением.

Николай не дождался ужина и, несмотря на просьбы Надежды Петровны, уехал, получив приглашение не забывать по четвергам.

Разговор Нины Сергеевны сильно заинтересовал Вязникова.

«С чего это она вздумала познакомиться с Леночкой и братом?»

Было около двух часов ночи, когда Николай вышел на подъезд, сопровождаемый швейцаром, получившим подачку. У подъезда стояли три-четыре кареты с дремавшими на козлах кучерами и несколько извозчичьих саней, около которых сбились в кучу извозчики, собравшиеся на огонек за выручкой. Погода была мерзкая. Сильный мороз захватывал дух; резкий ледяной ветер неистово крутил в воздухе снег, падавший сухими, мелкими крупинками, и прохватывал со всех сторон, заставляя «ночников» усердно оттирать щеки.

Только что стукнули двери подъезда, как толпа извозчиков со всех ног шарахнулась на панель. Обмотанные башлыками головы, завязанные платками щеки, обледенелые бороды, залепленные снегом лица окружили Николая, предлагая «прокатить его сиятельство на доброй». Чей-то веселый голос произнес: «Авек муа, мусью!», что вызвало общий взрыв хохота. «Мне по пути!», «Я два часа дожидаю!» — раздавались вперебой голоса.

Николай на мгновение был в нерешимости, — куда ехать? Он рассчитывал поужинать у Палкина, но погода испугала его. Он пробрался через толпу, сел в ближайшие сани и, не торгуясь, велел ехать в Кирочную, домой.

— Только, пожалуйста, поскорей, — добавил он, подымая воротник мехового пальто.

— Будьте покойны. Мигом доставлю! — проговорил около него старческий голос, и зимник торопливо стал застегивать жиденькую полость, в то время как другие извозчики, толпясь около саней, весело изощряли свое остроумие и над санями, и над лошадью, и над самим возницей, нашедшим тороватого, по-видимому, седока.

— Кого выбрали, господин! Самого что ни на есть желтоглазого!

— У него не лошадь, а крыса!