Георгий Марков - Сибирь

Войти в подвал Лукьяновых ей было нелегко. У людей горе, тяжкое несчастье, но придумать иного выхода Катя не могла. Тут осталась ее городская одежда, сюда же пан Насимович обещался передать указания, как ей поступать дальше.

Дома был один Степа. Он сидел возле семилинейной лампы, ужинал и так увлекся едой, что не сразу обратил внимание на Катю.

- Здравствуй, Степа. Ты что-то и дверь не закрываешь?

Степа вскочил, но сразу сел, смущенно пригладил волосы. Катя посмотрела на него, подумала: "Он ничего еще не знает о происшествии на выселке. Как я ему скажу об этом, какими словами?"

- А сестры где, Степа? - спросила Катя, стараясь до конца убедиться в своих предположениях.

- Ой, у нас такая беда! Жутко! - сказал Степа и сморщился, как от страшной боли.

- С Зиной? - спросила Катя. Она сняла полушубок, платок, валенки, которые сегодня в ходьбе почемуто натерли ей до жжения икры.

- А вы откуда знаете? - удивился Степа.

Катя рассказала о своем пребывании на выселке.

Степа слушал сосредоточенно, слегка двигал бровями, изредка взглядывал на Катю. "Тетя Зина, тетя Зина", - неслышно шептали его губы.

- Дуня с Машей пошли к тюрьме. Может быть, увидят, как ее привезут из Лукьяновки.

- Придут скоро?

- Ну что вы! Будут ждать до глубокой ночи.

Должны сегодня привезти, но может быть, и завтра.

А пан Насимович передал, чтобы вы к нему пришли, только после девяти вечера. Он сказал, что адрес вы знаете.

- Да, конечно. - Катя посмотрела на стенные часы-ходики - уже полчаса девятого. Пока она переоденется и доберется до Болотного переулка, будет не меньше десяти. Степа предложил Кате чаю, по ее уже охватило нетерпение.

- Ты, Степа, продолжай ужинать, а я сейчас переоденусь в свое. Передай Дуне спасибо за полушубок и валенки - спасло меня это. И скажи, - что я очень извиняюсь: полушубок на спине порвала. Это о гвоздь, когда меня Скобелкин в Лукьяновке из скотской избы урядника вытаскивал. - Теперь все прошедшее казалось обычным, даже смешным, и Катя засмеялась.

- Ну, подумаешь, извинения! - отмахнулся Степа.

- Нет, все-таки, Степа, скажи. Вдруг я ни Машу, ни Дуню не увижу.

- Ладно уж, - пообещал не очень твердо Степа.

Катя раздвинула занавеску и скрылась в закутке, где она когда-то ночевала с Машей. Через минуту она попросила у Степы лампу и вскоре возвратилась оттуда совершенно в ином виде. В чемодане у Кати лежал запасной английский костюм из тонкой синей шерсти с продольной белой полоской и блузка с гипюровой отделкой. Костюм был очень к лицу Кате. К тому же она привела голову в порядок: причесалась, взгромоздила корону из своих темно-вишневых волос на самую макушку. На ноги натянула ботинки на высоких каблуках, с длинными голяшками и шнурками. Как ни тяжело дались Кате эти дни, она много часов провела на воздухе, в физическом напряжении, и от всего этого както посвежела, окрепла. Высокая, стройная, с зарумянившимся на морозе приветливым лицом, она показалась сейчас Степе просто красавицей. Он посмотрел на нее и не смог скрыть своего восхищения. Неподкупно строгие черты его смягчились, вспыхнули щеки.

- Вы все ж таки не одевались бы так приметно.

Вчера двоих студентов забрали, - заботливо сказал Степа, наблюдая за Катей, за тем, как она перед зеркальцем на стене устраивает на голове черную шляпу. - И холодно в шляпе к тому",же, - рассудительно добавил он. "

Ему и в голову, конечно, не пришло, что, одеваясь так тщательно, Катя думала об Иване Акимове. Ведь мог Ваня оказаться сейчас у Насимовичей? Разумеется, мог.

- Учту, Степа, но в следующий раз.

Она ушла, оставив в лукьяновском подвале как бы на память Степе тонкий аромат духов и свечение своих глаз, таких лучистых, таких ласковых, что забыть их сразу не было сил...

4

К дому пана Насимовича Катя не просто подошла, а, точнее сказать, подкралась. Она долго наблюдала за глухим и сумрачным переулком, прячась за тумбой, на которую наклеивались афиши и объявления. Выждав момент особенного затишья, когда вдруг пригасли звуки от раскрываемых калиток и ворот, не по-обычному гулко разносившиеся в морозном воздухе, Катя вбежала во двор Насимовича, и вот уже стукоток ее каблуков раздался на дощатом крыльце.

Дверь открыл сам Бронислав Насимович. Он радостно схватил Катину руку и, не выпуская, стал звать жену:

- Стася, Стасенька, скорее сюда!

Тетя Стася, напуганная возгласами мужа, прибежала из второй половины дома в чем была: легкое домашнее платье-халат, мягкие туфли, опушенные белой овчиной.

- Зося! Здравствуй, милая Зосенька! - Тетя Стася слегка отстранила мужа и обняла Катю. Потом она выпустила из своих объятий девушку, отдалилась от нее на два-три шага и, осматривая Катю, заговорила торопливо, с подъемом:

- Ты посмотри, Броня, посмотри, как она похорошела! Прелесть! Очаровательная прелесть!

- Ну что вы, тетя Стася, какая там прелесть! Обыкновенная обыкновенность, - засмущалась Катя.

- Нет, право так, Зося. Ты как-то переменилась...

Тебе не кажется, Стасенька, что она как-то повзрослела, что-то появилось в ней такое внушительное, - говорил Насимович, то отходя от Кати, то приближаясь к ней.

Катя вообще не любила оказываться в центре внимания, но восторги Насимовичей выражали лишь их свойство замечать других. Это были восторги людей бескорыстных, искренних, любящих товарищей по борьбе, и Катя почувствовала, что похвалы Насимовичей ей приятны.

Катю провели во вторую половину дома, в маленькую комнату, в которой она уже обитала, и велели раздеваться. Насимович сказал ей, что, поскольку у Лукьяновых стряслась такая беда, она поживет здесь, пока не сложатся какие-то новые обстоятельства.

Переходя из комнаты в комнату, Катя все посматривала то на вешалку, то на полку для головных уборов, не встретится ли что-нибудь Ванино. Тетя Стася словно угадала Катины мысли и, когда они все трое присели, сказала:

- Не томи, Броня, Зосю, сообщи ей главную нашу новость.

- Сей момент, Стасенька. Ну вот, Зося, из Нарыма получено сообщение: товарищ Гранит жив-здоров, и, поскольку за ним идет усиленная охота, он запрятан в тайге у охотников.

- Это уже хорошо. Как я рада! Это очень хорошо, - стараясь быть как можно сдержаннее, сказала Катя и, помолчав, спросила: - Долго продлится его таежпая жизнь?

- Ну, сказать точно трудно, Зося. Думаю, однако, что продолжение его побега было бы целесообразно отложить. Пусть у полиции сложится убеждение, что он гуляет где-то в Москве или в Петрограде.

- Если позволяют условия, дядя Броня, то, конечно, лучше всего сделать именно так, но можно ли Граниту не торопиться, я не убеждена...

Катя опустила голову. Ей вспомнилась спешка, с какой отправляли ее из Петрограда в Томск с деньгами Е документами для Ивана Акимова, беспокойство брата Саши, который доверительно сообщил ей, что дядюшка Вани профессор Венедикт Петрович Лихачев очень плох и что вокруг него в Стокгольме увиваются уже темные личности, решившие, вероятно, завладеть его научным архивом.