Георгий Марков - Сибирь

Весточку Поле о том, что и ей предстоит дорога, принесла вездесущая Домнушка. Было раннее утро. За стеной буянила вьюга. Бренчало от ударов ветра стекло в оконной раме. Поля проснулась и лежала, прислушиваясь. Вот-вот наверху в горнице Анфисы Трофимовны настенные часы отстукают пять ударов. Тогда она быстро выскочит из-под одеяла, оденется и, схватив ведро, помчится вместе с Домнушкой доить коров.

Но часы словно замешкались и не торопились оглашать дом протяжным зычным звоном. Уж не остановились ли? Или она проснулась в неурочное время?

Вдруг в дверку комнатки под лестницей послышался Легкий стук. Ползг приподняла голову. Казанки чьих-то пальцев снова прикоснулись к двери: и раз и два. Поля набросила на себя платьишко, сунула ноги в пимы.

- Кто там? Кто это? - обеспокоенно прошептала Поля, прикладывая ухо к двери.

- Откройся, Поля.

- А, Домнушка! Сейчас отомкну. - Поля осторожно, боясь разбудить свекра со свекровью, вытащила крючок из петли, медленно-медленно отвела дверь. Входи, Домнушка. На стул вот здесь не наскочи.

- Не бойся, Поля. Месяц-то эвон как светит!

Вижу.

- Садись-ка на ящик, Домнушка. - Поля отступила в глубь комнатки, присела на неприбранйую, теплую еще от ее тела постель. Сердце заныло, застучало от нерадостных предчувствий.

- Ты что не спишь-то, Домна Корнеевна?

- Вздыматься нам пора. Вот-вот часы пробьют.

Слушай-ка, Поля, что наши верхние идолы удумали-то.

Никишку в город с обозом отослали, а тебя Епифашка нонче на промыслы увезет.

Поля сразу вспомнила сон, виденный в минувшую ночь: извилистая река в крутых лесистых берегах, пароход, плеск воды на перекатах. Пароход не плывет, а скачет, и кажется Поле, охваченной тревогой, что еще миг - и он ударится о выступ берега, и трудно сказать, уцелеет ли она после этого удара.

"Пароход - к дороге. А только какая у меня может быть дорога? Разве в Парабель проведать папку сбегаю", - подумала Поля и постаралась скорее уснуть, чтоб заспать неприятный осадок на душе от этого несуразного сна. А сон-то оказался в руку! Поля пересказала сон Домнушке, та всплеснула руками, зашептала:

- Ой, Полюшка, худой сон. Пароход-то, говоришь, так и скачет, скачет, как стреноженный конь. Страхито какие!

Наверху скрипнула цепочка с гирями настенных часов, и по дому разнесся протяжный звон.

- Ты встала, Поля, нет ли? - нарочно громко сказала Домнушка, безбоязио постукивая в дверку.

- Иду, Домна Корнеевна, иду! - отозвалась Поля и хихикнула в подушку.

Проделывалось все это для Анфисы. Чуть замешкайся они со вставанием, сию же минуту заскрипит пол под тяжелыми ногами Анфисы. Она спустится на три-четыре ступеньки и спокойным, но пронизанным ядом упреков голосом скажет:

- Домна! Палагея! Вы что ж это ноги-то до сей поры тянете? Пли я за вас коров доить пойду?! Ишь вы, негодницы какие! Небось как за стол садиться, так и резвость откуда-то берется. К"сок, что пожирней да повкусней, не от себя, а к себе все норовите тащить...

Ну-ка, быстро у меня за подойники!

...Через пять минут Поля и Домнушка в полушубках, пимах, пуховых полушалках, с подойниками в руках ушли во двор. Дойные коровы содержались в стайке, срубленной из толстых бревен и проконопаченной по углам мохом с глиной. Коровы замычали, застучали рогами в забор, почуяв, что идут хозяйки. Домнушка прикрикнула на них:

- Тихо вы, лупоглазые!

Поля кинулась открывать воротца стайки, но Домнушка ее остановила:

- Погодь, Полюшка. Расскажу тебе, как секреты их вызнала. Сюда она, жаба, не придет, холодно ей, а нам, вишь, жарко.

- Ну-ну, Домна Корнеевна, - как-то обреченно, без особого интереса к тому, что скажет Домнушка, отозвалась Поля, про себя думая: "Нет, нет, не жилец я в их доме. Вернется Никита, лишнего дня не проживу тут. Папа с дедушкой не выгонят нас от себя, а дальше видно будет".

- Наверху приборкой я занималась, - заговорила Домнушка. - Ну, залезла под кровать, шурую там тряпкой. Они зашли в горницу, сели на диван. Она, змея подколодная, спрос ему учиняет: где бывал?

Сколько рыбы закупил? По какой цене? Сколько пропил? Взяла у- него бумажник, пересчитала деньги. Недохваток! Как поднялась, как расходилась! Туча! Он - вяк, вяк, а она его хлещет по мордасам. Вижу - и он взъярился. Ударил ее, она шлепнулась об стенку. Замерла я под кроватью. Хоть за перегородкой, а боязно.

А только отшумели они, опять сели рядом и гу-гу-гу, будто и ничего между ними не было. Считают что-то, деньги туда-сюда перекладывают. Он-то вдруг и скажи ей: "Отпусти ты со мной Полю. Счет будет йести, девка грамотная, бойкая". Она вроде бы обрадовалась:

"А что, бери! Толку от нее тут мало, все к отцу бегает.

А там с тобой, гляди, и привыкнет, подучится". На том и порешили... А ты, Полюшка, бойся его, жеребец оп стоялый, обормот бесчестный.

"И тут не сахар, и там будет не малина, скорее бы Никита возвращался", - с унынием в душе подумала Поля, но выдавать себя не захотела, не очень-то доверяла Домнушке, хотя и чувствовала ее расположение.

- Постою за себя, Домна Корнеевна. Я ведь с виду только тихая, а так-то в душе вольная, - стараясь подбодрить себя, сказала Поля. - Зажигай фонарь.

Домнушка присела, чиркнула спичкой, зажгла фонарь, вошла в стайку, повесила его на деревянный кляп, вбитый прямо в стену.

Поля подошла к пестрой корове, прозванной Субботкои, ласково потрепала ее за ухо, полотенцем обтерла вымя и начала доить. Звякнуло ведро от удара струи. Полю обдало сытным теплым запахом молока.

Субботка покорно стояла, не шелохнув ни разу длинным хвостом. Поля быстро подоила ее, передвинулась к другой корове - Красотке.

"Надолго ли увезет он меня? Неужели до конца зимы? Какая из меня торговка? Вот уж чего не ждала, не гадала... Накажу через Домнушку, чтоб Никиша приехал за мной сразу, как вернется из города...

И к папе надо сбегать... Сейчас же сбегать, сказать ему, что увозит меня Епифан Корнеич с собой на промысла", - думала Поля под мерное треньканье подойника.

С полными ведрами молока Домнушка и Поля пошли в дом. На крыльце Поля придержала шаги. Заглядывая в сумраке в лицо Домнушки, спрятанное в полушалке, попросила вполголоса:

- Как приедет Никиша, не забудь, Домна Корнеевна, сказать ему: жду его, как соловей лета.

- Не переживай, Полюшка. Не токмо скажу Никишке, а спокойствия ему не дам, пока он к тебе не уедет. Слыханное ли дело в такую пору молодых друг от дружки отрывать? Людоеды, вампиры!

Домнушка так взволновалась, что не заметила, как ведро ее накренилось и молоко потекло через край на ступеньки крыльца.

2

Во время завтрака Епифан объявил семейству о своем решении:

- Стало быть, Палагея, собирайся в путь, - подув на блюдце с горячим чаем, сказал Епифан. - После обеда поедем с тобой на Обь, на Тын, на Васюган деньгу загребать. Недельки две-три проездим. Достаток - прибыток в пух... пух... пух-халтерскую книгу зачнешь писать. Как у настоящих купцов! А то ведь головы не хватает все в уме держать. Займись! Не зря ты у городских, образованных людей науку перенимала. Будешь стараться - не обижу, обдарю. - Епифан взглянул исподлобья на Полю, с озорством подмигнул ей лукавым глазом.