Георгий Марков - Сибирь

Глаза у Поли были острые, сильные. Она прищурилась и вмиг поняла, что человек не походит ни на кого из скопцов, не напоминает и свекра.

"Отсижусь взаперти. Походит-походит и уйдет", - решила Поля. Она вбежала в дом, кинула дверной крючок в петлю и заторопилась к окну. Человек все так же шагал неспешно. Это был высокий мужик в черных пимах, в серой папахе, в черном полушубке, в стеганых брюках. В такт шагам он переставлял сухую осиновую палку, наполовину уже облупившуюся от коры. Через две-три минуты Поля рассмотрела его подробнее. Лицо у мужика было горбоносое, худощавое, обросшее седо]затой бородкой. Над глубоко посаженными глазами, выделялись густые, черные, как вороново крыло, брови.

Оидать, мужик шел уже долго. На jcax повисли сослль кп, со лба и щек струилась легкая испарипка.

"Может, какой беглый из ссыльных? Укромного места ищет... Выйду навстречу, не убьет, поди, не разбойник", - вдруг переменила свое решение Поля, и сразу ей вспомнился случай в свадебный день, когда она не выдала беглого человека на растерзание пьяной толпе.

Время шло, а Поля никак не могла позабыть того молодого парня в обласке с тревожными и решительными глазами. Где он теперь? Удалось ли ему воспользоваться свободой и достигнуть цели?

Поля встретила мужика у дверей. Увидев ее, он остановился и даже чуть попятился, вроде от испуга:

- Никак женщина? Да еще такая молодая? Это у скопцов-то?!

Мужик, конечно, шутил. Чувствовалось, что он не из робкого десятка, чтоб в самом деле перепугаться. И это как-то сразу расположило Полю к незнакомому человеку.

- Проходите, дядечка, сюда. Там никого нету. Кто вы такой будете? По какой необходимости забрели на заимку? - испытывая острое любопытство, заговорила Поля, присматриваясь к мужику и про себя отмечая:

"Устал, сердешный! Дышит-то как! Нет, этот на разбойника не походит".

- А ты-то кто такая будешь? Как ты оказалась в этом осином гнезде с такими добрыми очами? - поднимаясь по ступенькам на крыльцо, спросил мужик.

- Я-то? Да уж так вот... оказалась, - не зная, что ответить, смутилась Поля. Признаться в том, что она сноха Епифана Криворукова, ей не хотелось, а придумать что-нибудь другое она не успела.

Мужик заметил, что Поля не спешит с ответом на его вопрос, махнул рукой:

- Ну и не рассказывай! И без рассказа знаю, что попала сюда не по доброй воле. Заманили небось, как пташку, для этого пакостника Епифана Криворукова.

Вот уж этого Поля равнодушно вынести не могла, замотала головой:

- Нет, нет, дядечка! Решительно нет!

Мужик почему-то поверил Поле без колебаний.

- И хорошо, что нет. Посматривай в оба!

- Счетовод я при доме Криворуковых. Сальдо-бульдо подсчитываю.

- Найдешь какое-нибудь иное дело - утекай. Доброго мало в твоей должности. Знаю я его жульническую коммерцию! - убежденно посоветовал мужик.

В доме Поля предложила мужику кружку чаю. Toт охотно согласился, сбросил полушубок, папаху, рукавицы. Дышал все еще тяжело, покашливал, вытирал ладонью пот на залысинах.

- А куда девались эти писклявые варнаки? - кивнув головой в сторону второй половины дома, спросил мужик.

- В село вместе с моим хозяином уехали.

- Вон как! Они туда, а я оттуда. Где же я мог с ними разойтись?.. Жалко. Нужны мне позарез.

- А может, они в другое место уехали. Мне ведь не говорят, - сказала Поля, про себя подумав: "Возможно, "яму" смотреть поехали или остяков нанимать". - Вы что - знакомый им или каким-нибудь делом с ними связанный? - помолчав, спросила она.

- Бечева нужна. Дело есть, сети надо посадить, а веревку, кроме как у них, взять негде.

- Вы, значит, рыбак? - попыталась уточнить Поля.

- Рыбак поневоле. Ссыльный я, девушка. Шустов моя фамилия. Василий Демьяныч. Два года прожил в этой местности. Еще два с половиной года надо мучиться. При мне и семья. Пять человек детей - один другого меньше. Жена, конечно. Семь ртов. Каждому понемногу - и то сколько всего надо. А тут со здоровьем не везет. Как весна, меня лихорадка трясет, а зимой то кашель мучает, то ревматизм гнет.

Шустов отхлебнул чай из кружки, взглянул на Полю О недоверием, с усмешкой бросил:

- Да что говорить! Все равно не поймешь.

- Почему же это не пойму? - откровенно обиделась Поля.

- А потому, девушка, чтоб понять меня, надо побыть в моей шкуре. Шустов, видимо, угадал, что чемто задел Полю, произнес эти слова более мягким тоном.

Поле захотелось сказать: "Я все понимаю. У меня и дедушка и папка ссыльными были". Но сдержалась, спросила о другом:

- А лечиться пробовал, Василий Демьяныч?

- Как же! Пользует меня парабельский фельдшер Горбяков Федор Терентьевич. Золотой человек! Иной раз прискачет в такую непогоду, что жуть берет.

"Как, - говорю, - можно? Загнбнете!" А он, весельчак, смеется только: "Э, - говорит, - все это пустяки! Кому суждено утонуть, тот в огне не сгорит!" Золотой человек! - повторил Шустов. И как-то даже привстал от волнения.

Поля с трудом удержалась, чтобы не крикнуть: "Да ведь этот золотой человек - мой панка!" Похвала Шустова так ей была приятна, такой глубокой и сильной радостью омыла ее душу, что все неприятности и терзания последних дней улетучились из памяти, будто их и не было. Видно, эта внутренняя вспышка отразилась и на лице Поли, в ее глазах. Шустов заметил это. Вдруг, в упор посмотрев на Полю, спросил:

- Приходилось знать Горбякова?

- Еще бы! Личность по всему Нарыму известная.

- Большой души человек Горбяков, - в третий раз похвалил Шустов фельдшера.

- А сами-то вы откуда? - спросила Поля, с каждой минутой все больше чувствуя интерес к этому человеку. - Трудно тут, в наших краях, человеку пришлому. Мы-то, сибиряки, притерпелись, обжились.

- Из Саратова я. Попал сюда, как многие заводские, - забастовщик. Ну тем полегше. Ребята все бессемейные, одинокие. Помучаются в тоске и одиночестве, а все-таки переживут ссылку. Разбросали нас кого куда. Одних под Архангельск, других - в Туруханск, а меня и еще троих - в Нарым. Да и тут-то расселили по разным станкам, - доверчиво рассказывал Шустов, Окажись мы вместе, все-таки не дали б друг другу голодной смертью умирать...

- Пособие-то вам платят или вы как ссыльнопоселенец?

- Все пособие за квартиру отдаю. Пропитание добываю работой. В первый год всему селу самовары перелудил, перепаял посуду. Да велико ли село-то?

Шестьдесят дворов. Потом поделкой туесков занялся.

Всех хозяев снабдил. А главный заработок - рыбалка.

Осенью с женой на песках работали. То неводили, то разделкой рыбы занимались. Работаешь вроде много, а концы с концами свести не удается. Теперь вот кое-какую свою снасть завожу: купил переметы, самоловы, две-три сетенки соображаю к весне заиметь. Все ж таки хоть рыбу не покупать. А к рыбе хлеба немножко приложишь - вот тебе и пища...