Георгий Марков - Сибирь

8

Вечером Епифан и скопцы вернулись на заимку.

Они были трезвые, говорили о чем-то тихо и озабоченно. Поля попыталась прислушаться к их говору, но понять из него ничего не сумела. После ужина на Полину половину пришел Епифан.

- Как, Палагея, соскучилась по дому? - спросил свекор, посматривая на сноху и про себя решая: знает о Марфе или не знает? Верит, что она знахарка или не верит?

- А чего же тут веселого-то? Завезли куда-то в трущобу, бросили одну, и сижу, как в тюрьме, - ворчливо, недовольным тоном сказала Поля.

- Не попрекай, Палагея. В долгу не останусь. Одно крупное дело должно состояться. Хорошую выручку собираюсь иметь.

- Что за дело? - с наивным видом спросила Поля, будто она ни о чем и слыхом не слыхала.

Епифан заколебался: стоит ли сноху посвящать в подробности, не выболтает ли по простоте душевной какому-нибудь ненужному человеку?

- Погоди малость, Палагея.

- Ну, как знаете, - обиженно подобрала губы Поля и опустила голову.

Епифан потоптался на скрипучих половицах, но уходить не собирался. Поля поняла, что свекор не с пустым разговором пришел, насторожилась, вопросительно взглянула на него.

- Денег много мне надо, Палагея, - чуть вздохнул Епифан и подергал себя за серьгу в ухе. Поля давно уже приметила, что если Епифан в затруднительном положении, он дергает за серьгу - то ли от досады, то ли от нетерпения.

- Займите вон у своих дружков. - Поля обернулась к стене, разделявшей дом, ткнула пальцем в косяк.

- Да что ты, Палагея! У них в крещенье ледяшки не выпросишь, не то что денег. - Епифан понизил голос, помолчал, сказал нетвердо: - У меня на тебя надёжа.

- На меня? С какой же стати?

- Хочу, чтоб поехала ты завтра домой, привезла поскорее сумму покрупнее. Расход большой будет. Не побоишься ехать одна? Пожалуй, с одной ночевкой до Голещихиной не добраться. - Епифан замолчал, ждал, что скажет сноха. А Полю радость словно омыла с ног до головы. Не то, что в Голещихину, а в самую Москву она готова съездить, лишь бы не торчать на этой проклятой заимке скопцов, не видеть их подобострастных лиц, не слышать их писклявых голосов. Да и свекор...

Опостылела его пьяная морда, и после того, как случилась эта история с приездом Марфы, исчезли последние крупицы уважения к нему - отцу ее мужа. До сей поры свекор казался добрее, душевнее свекрови. Думалось, что он скорее поймет ее желание жить с Никишей отдельно, поможет в нужный час. После того, что она увидела и узнала здесь, на заимке, трудно было ждать от него сочувствия, а уж содействия и тем паче.

- Что ж, раз надо, то поеду. Бояться мне нечего.

За конем ухаживать я умею, а дорога хоть и незнакомая, да ведь язык до Киева доведет, - не выдавая своей радости, сдержанно сказала Поля.

- А вот когда обратно поскачешь, посматривай, Палагея. Суму для верности пришей к рубахе, к лифчику. Мало ли нонче по дорогам варначья шатается?

Раньше мы жили в Нарыме в спокойствии. Знать никто не знал, что такое воровство. Жили - душа нараспашку, - пустился в рассуждения Епифан, явно довольный тем, что сноха не стала упрямиться и согласилась одна отправиться в путь.

- А кто мне их даст, деньги-то? Разве Анфиса Трофимовна поверит мне на слово? Ни за что не поверит!

Как я ей докажу, что по вашей воле приехала?

- Правду говоришь, Палагея. Она у нас прижимистая, на руку твердая. А вот чго: отпишу-ка я ей. Читать по-письменному она, верно, не очень горазда, а всетаки бумага, доверенность.

- Так будет лучше. А то еще подумает, что я сбежала. - Поля не скрывала своего недружелюбия к свекрови.

Епифан поморщился, стараясь втолковать Поле какую-то свою мысль, довольно неопределенно сказал:

- То-то и оно. Такая она. Попридумает и что было и чего не было.

Поля поняла, куда метит Епифан: Марфа. Вроде она приезжала на заимку, но и вроде не было ее здесь.

"Побаивается меня, думает, кинусь шептать драгоценной супруге... А вот уж кому ничего не скажу, так именно ей... Сыну скажу, потому что муж он мне... Пусть-ка узнает, какой вертопрах и прохиндей его папаша.

- Поедешь на Игреньке, Палагея. Рысистей он, сильнее. А на обратный путь возьми Пегаря. В кошеве он куда с добром ходит. Ну ладно, пойду задам коням овсу и спать лягу. Завтра у меня такой день - ужасть:

рубль, Палагея, на ребро ставлю. - Епифан не успел выйти, как дверь раскрылась и вошел Агап.

- Кто-то посторонний приходил на заимку, - обеспокоенно сказал скопец и уставился на Полю.

- Был кто-нибудь, Палагея? - спросил Епифан.

- Никого не видела. Весь день в доме была одна, - сказала Поля, помня уговор с Шустовым.

- Следов не видно, снегом уже замело, а вот кляп в воротах не на месте. Затыкал в одну дыру, а торчит в другой. - Бесовские глазки Агапа так и бегали тудасюда: то Полю ощупывают, то Епифана, то зыркают по моткам веревки. Все ли, дескать, на месте.

- Я из двора выходила. Не все же через заплот лазить, - сказала Поля.

Агап прищурился, настороженно вздрагивали ноздри его широкого носа, беззвучно шевелились губы.

- А ты, Агап, мастер примечать-то! Ишь ты, удумал как! Кляп в воротах, - развеселился Епифан и полуобнял скопца. - Пошли! Говорит же тебе Палагея, что никого не было, стало быть, не было...

- А все ж сумленье берет. Туземец - остяк или тунгус - ничего не возьмет, а вот заезжий за милую душу чужое приголубит.

"Сам ведь ворюга отменный, а других подозревает.."

И сколько хочешь щурь свои зенки, а правды ты не узнаешь. Правду снежком прикрыло", - с затаенной усмешкой думала Поля.

Рано утром она уехала в Парабель с запиской Епифана, в которой предписывалось Анфисе выгрести из шкатулки все деньги до последнего рубля и без задержки отправить с ними Палагею назад. Большой барыш ожидается. Эти слова Епифан написал печатными буквами и подчеркнул двумя жирными чертами.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Шустов в тот же день под большим секретом сказал двум рыбакам о "яме". Действовать приходилось осторожно. Влезать в общественные дела ему, как политическому ссыльному, решительно запрещалось. Могло закончиться высылкой в еще более отдаленную местность, куда-нибудь в верховье Кети или Парабели, где уж совсем жить было бы невмоготу. Опасность грозила и с другой стороны - от скопцов. Если они узнают, кто выдал "яму", несдобровать ни Поле, ни ему. О скопцах поговаривали, что они хитры, скрытны и в средствах своего возмездия безудержны.

Мужики, которых посвятил Шустов в тайну, встревожились. В самом деле, ударять в колокола преждевременно: такое начнется баламутство, что в случае ошибки люди расценят как обман и кости зачинщикам попереломают. Тянуть дальше тоже нельзя. Ведь если Епифан и скопцы завтра-послезавтра нагонят на "яму"

рыбаков из остяцких стойбищ, может произойти смертоубийство. Увидев на "яме" чужих людей, рыбаки из села, владельцы "ямы" по праву, придут в негодование и ярость. Кто их сумеет сдержать?