Дан Маркович - Предчувствие беды

И сразу увидел себя. Это он за ночь... Впрочем, не удивительно, такие картины пишутся быстро, через полчаса-час понятно, да или нет. Странно, что я себя узнал, черты лица и пропорции сильно сдвинуты... Облик остался. Отстраненность была в нем, безучастность?.. Потерянность - вот! то, что я сам ощущаю такими же осенними рассветами... Полуметровый холст, лицо едва намечено, почти растворено в сумерках стен. Человеческое лицо, зажатое в угол, за спиной стена и край оконной рамы, в ней все тот же рассвет, сумрачное раннее утро... Лицо чувствует рассвет, утро, туман, хотя не смотрит... вообще не смотрит никуда. Как получилось у него это ощущение одиночества, не случайного, не принадлежащего одному мне, сегодня, вчера... - вечного, витающего в полумраке перед нами?.. Словами трудно, но может быть - "уйдем все..." он хотел сказать?.. То самое мое состояние... предчувствие потерянной жизни, она ведь всегда потеряна, проживи ее счастливо или несчастливо, для себя или с пользой для других... Слишком велико достояние, нет способа растратить в соответствии с внутренней ценностью. Беда, самая большая беда, которая обязательно случится. Картины знали!..

И это мне моментально стало понятно, без размышлений и лишних слов. Никуда не деться, только хватать воздух, и молчать.

А второй портрет был автопортрет, из него я понял - он не любил себя, не был с собой в мире и согласии ни минуты, есть такие люди, им нет покоя. И окружающим от них - беда...

Портреты только подтвердили то, что я сразу понял из уличных видов и натюрмортов. Вещи, люди, дома - все равно для его картин, в них важно только - Состояние. Больше всего в них было тревожного ожидания, выраженного с такой силой и полнотой, что добавить нечего.

Мне уже все было ясно, я хотел, чтобы эти картины остались у меня. Никогда раньше с такой силой не хотел, хотя сотни раз смотрел, выбирал, покупал, уносил...

И снова спрашиваю себя, - зачем тебе... напоминать?..

Не в напоминании дело, мое предчувствие всегда со мной. Эти картины говорили - "мы знаем, держись..." Бывает, нам важно осознать собственную единственность и уникальность, бывает, да... Но перед самыми главными границами... нам важно ощутить, что мы не единственные, так уже было, кто-то про нас знает, никто не миновал... и это не то, чтобы успокаивало...

***

Пожалуй, успокаивает, если правду сказать.

Эти картины нужны мне.

И я уже боялся, что не получу их.

- Пожалуй, я бы купил... - я не узнал свой голос, так бесцветно и бесстрастно он прозвучал.

- Все?..

Он сел, посмотрел на меня и улыбнулся. Красивый, в сущности, но неприятный тип, трудно понять, откуда это исходит... Нос, похоже, сломал еще в детстве... Всего понемногу - чуть подвел подбородок, брезгливая складка у рта, уголки глаз - надменность и наглость... Но мне все равно, только бы продал картины!

- Думаю, и для работ так лучше ... не распылять...

Не мог же я сказать - да, да, да... все, только все!..

Я был готов заплатить почти любые деньги, и все же опасался, что его фантазия превзойдет мои возможности.

- Сколько за них хотите?..

- Мне не деньги... Подправить физиономию. Нос... и уши... Говорят, я похож на дьявола... - он коротко хихикнул. И добавил уже серьезно, упершись мне в лицо черными зрачками:

- Но это не главное. Другое лицо. Сказали, вы можете.

***

Можете?.. Ну, нет...

В молодости грешил два-три раза, потом мучился от страха, вдруг не жалкий алиментщик, а настоящий мафиози... Нос... это я без труда. И уши запросто... поправить верхушки, мочку приросшую... Но он хочет гораздо больше. Зачем ему, непохоже, что нужно скрыться... И сам не заметил, как вырвалось:

- И какое хотите, лицо?..

Он смотрел на меня, молчал. Потом говорит:

- Я видел в кино, знаешь, грузин, Нико, да? картинки у него... Как у него лицо.

- Пиросмани?..

Я еле сдержал улыбку. Как обманчива внешность, может и есть в нем гнильца, но он начинал мне нравиться.

-У Пиросмани другой череп, не получится из вас Нико. Да и зачем, вы другой художник, по-моему, не хуже.

-Значит, хорошие картины?..

- Мне нравятся. Думаю, да.

Он радостно улыбнулся:

- Тогда у меня рисуночек свой... - Полез в карман, вытаскивает согнутый пополам листок, развернул, вижу корявый набросок пером и чернилами, - а такое вы можете сотворить?..

Меня не удивил рисунок, грубый, но могучий. Я уже понял, ему под силу найти главные черты в любом предмете и усилить их многократно... Как истинный художник, он изваял себя, отстранив все лишнее и мелкое. Замкнутое, трагическое даже лицо, хотя ни одной крупной черты, кроме носа, не изменил. Очень старался, видно, что пропорции трудно дались... Но он справился, замысел понятен. Смесь Мандельштама с Блоком. Никакой суеты в лице, следов грязных привычек, нагловатости, вороватых повадок - все убрал. Молчание и благородство.

- Я это не могу.

Невыполнимая работа. Не для хирурга дело. Хотя я восстанавливал лица почти что из ничего. Но здесь другое... Чувствовал, нельзя браться. К тому же, не понимал, зачем ему это, именно ему, с его картинами... Потом понял, что он хотел.

***

Впрочем, вранье, до сих пор не знаю, понял ли его вообще. Верней сказать, у меня сложилось свое представление, из его объяснений, кратких и невнятных, собственных наблюдений и всей последующей истории.

Мне художники не раз говорили, бывает, увидишь случайно на чужой стене... что-то очень знакомое... И можно, наверное, представить лицо художника, который это написал... Потом сообразишь - моя!.. Думаю, рисунок и был мечтой Мигеля о таком лице. Он захотел перевоплотиться, внешне соответствовать тому лучшему в себе, что непонятным образом перешло в холсты. Как это происходит, никто не знает...

Довольно странная идея?.. Но почему?.. С большой непосредственностью, художник... решил, что картины правы, ведь они хороши! Вот и знаток сказал... это я знаток... И неплохо бы исправить ошибку природы, заиметь новое лицо, достойное картин.

И я проникся уважением к нему...

***

Но где тут непосредственность - не вижу... и ничего оригинального он не придумал. Вполне литературная идея пришла ему в голову, вспоминается Дориан Грей... И там, и здесь связь человека с изображением. Только в нашей истории художник все лучшее концентрирует в холстах, и каждый раз уязвлен сопоставлением...

Но, может, не лицо причина его недовольства, а сами картины?

Они казались ему ложью, раздражали, не соответствовали тому, что он о себе знал?.. Непостижимость собственного результата, да, может удивлять... даже угнетать, злить... И он обвинял себя в фальши, в излишней красивости того, что делал?..

Но картины он не мог изменить. Он по-другому писать не мог.

Но можно изменить лицо, ему сказали - можно!..

И он решил соответствовать картинам...

Как ни подойди... сплошные домыслы... По-моему, я запутываю простой вопрос. Может, противоположные примеры что-то прояснят? Возьмите сочиняющих "грязную" прозу, ну, мерзость... не надо объяснять, фамилии на слуху... Даже с известным умением расставлять слова. Они убеждены, что в искусстве должно быть столько же грязи, сколько в них самих. Более того, они концентрируют грязь... А вот Мигель, наоборот, захотел стать похожим на свой результат, приблизиться к изображениям, которые у него росли сами по себе прекрасны...