Марк Алданов - Начало конца

Уполномоченный с первых слов наговорил Тамарину любезностей. Слова его показывали, что он отлично знает, с кем имеет дело, высоко ценит собеседника и придает его приезду огромное значение: теперь все пойдет по-новому. Хотя Константин Александрович не был тщеславен, тон уполномоченного не мог не быть ему приятным. Вместе с тем Тамарин чувствовал и смущение: очевидно, с его поездкой связывались какие-то преувеличенные, ни с чем не сообразные ожидания. Он хотел было сразу объяснить, что это неверно, что у него чисто осведомительная командировка, но не объяснил: «Кто там у них знает, что можно говорить, чего нельзя? Если ему так сообщили, то пусть так и будет». Константин Александрович в Париже несколько отвык от советских нравов, однако твердо помнил, что надо по возможности держать язык за зубами. «Конечно, не чекист. Вполне культурный человек, право, как будто наш. Это новая школа: не Кангаров!» Уполномоченный говорил о гражданской войне улыбаясь, в тоне веселом, как будто означавшем: «Забавный, забавный народ, и война у них забавная, и все тотчас рассыпалось бы, если б не мы».

– …Ну, обо всем этом уж коли говорить, так надо бы долго, досконально, по сути дела, – сказал он. – Вы когда хотите ехать в Мадрид, Константин Александрович?

– Да вы и мое имя-отчество знаете? Удивительно.

– Ничего удивительного, как не знать? Вас все знают.

– Благодарю вас… Когда ехать? Хоть сейчас.

– Помилуйте! Это по-суворовски, я понимаю, но ведь и Суворов, верно, на ночь останавливался, правда? Да и накормить вас нужно. Нет, мы вот что сделаем. Милости просим у меня откушать и переночевать. Комната есть, постель есть. А завтра езжайте на заре, как раз к вечеру и попадете в Мадрид. Идет?

– И сам не знаю, – нерешительно сказал Константин Александрович. Ему очень хотелось принять приглашение, но он не знал, имеет ли право. Хотя в его задаче не было ничего особенно срочного, все же он получил инструкцию ехать «с максимальной скоростью». «Понятие растяжимое…» – Право, не знаю. – Тамарин полусознательно хотел взвалить ответственность на доводы уполномоченного.

– Разумеется, поступайте, как признаете необходимым, – сказал тот, будто угадав его чувства. – Но ведь опять же как вы сейчас поедете? Авто, правда, есть, очень хороший… Ваш? Нет, ваш должен вернуться во Францию, разве вам не сказали? Такое у них правило, – пояснил уполномоченный. «У них» как будто их сблизило. Оба, однако, тотчас испугались. – Я вам дам отличнейший «бьюик», за этим дело не станет. Но вот насчет переводчицы будет хуже.

– Какой переводчицы?

– Ведь вы по-испански не говорите? Значит, вам необходима переводчица? У нас орудуют почему-то все переводчицы, а не переводчики. Отлично справляются с делом и не трусят. Даром что молоденькие. На ять у нас растет молодежь. Но как на беду, обе мои переводчицы заняты. Если бы меня предупредили о вашем приезде дня за четыре, – неодобрительно сказал уполномоченный. – Ну так вот что мы с вами сделаем, Константин Александрович. Для вас уже приготовлен шофер (он произнес это слово с ударением на первом слоге. «Нет, не наш», – подумал Тамарин.). Это немец-интербригадник. Он был ранен под Мадридом, и я его посадил на шоферскую работу. Не беспокойтесь, не завезет и не опрокинет, он свое дело знает. Но по-испански он ни бэ ни мэ. То есть бэ и мэ, пожалуй, знает, да этого вам мало. Зато в телохранители я вам дам настоящего испанца, который говорит по-французски. Вы по-французски говорите? Ну, вот и отлично. Славный юноша, партиец.

– Зачем же телохранитель?

– Так полагается.

– Разве дорога небезопасна?

– Это как сказать? Бомбеж такой бывает с аэропланов, что только держись. И бомбят, и бреющим полетом пулеметят. В городах у нас теперь есть зенитки, хоть мало, а вдоль дорог зениток не расставишь.

– Чем же тут может быть полезен телохранитель?

– Всякое бывает, – уклончиво ответил уполномоченный. – Так полагается. Да вот он будет у вас и переводчиком… Вы на сколько времени в Мадрид едете? – быстро спросил он. – На две-три недели? Отлично, тогда он может совсем при вас остаться, на обратном пути мне его сдадите. Идет?

– Сердечно вас благодарю.

– Рад стараться, ваше превосходительство, – весело сказал уполномоченный. («Вот это он сказал, как Кангаров».) – Так вы меня малость подождите здесь, Константин Александрович, я насчет всего распоряжусь, и пойдем обедать. – Он направился было к дверям, но, как будто что-то вспомнив, остановился, вернулся к американскому столу, передвинул в рассеянности пепельницу, столь же рассеянно опустил крышку стола и вышел. «Ох, нет, не наш, совсем не наш!» – подумал Константин Александрович без обиды, но огорченно, точно поступок уполномоченного сразу показал ему разницу между старой и новой Россией. «Господи, лишь бы туда не вызвали!»

– Ну, вот все и сделано, – сказал уполномоченный, вернувшись через несколько минут. – Шофер заказан – раз. Телохранитель заказан – два. Он, кстати, в восторге от того, что будет вас сопровождать. Комната для вас готова – три. И, наконец, обед, ежели еще не готов, то скоро будет готов, – четыре. Пожалуйте к столу, Константин Александрович. Никого больше не будет, только мы с вами оба два.

Они прошли в другую комнату (комнат, по-видимому, было много). Там, на столе, покрытом довольно чистой белой скатертью, Тамарин с удовлетворением увидел две бутылки и несколько сортов закусок, среди них паюсную икру.

– Могу, к счастью, нынче накормить вас как следует. Как раз получил из Москвы посылочку. И водочки прислали, и даже икорки, баловство, – сказал уполномоченный, точно оправдываясь, но, увидев, что взгляд гостя ласково остановился на белой бутылке, засмеялся. – Баловство, да кого же и баловать, как не нас? Жизнь собачья!.. Потребляете, ваше превосходительство? Одобряю. А то что ж, «жомини да жомини, а о водке ни полслова»… Хотя Константину Александровичу теперь было уже вполне ясно, что уполномоченный не наш, старая, почтенная, выдержавшая все исторические перемены прибаутка и вид водки вызвали душевное единение; оба повеселели.

– Еще по одной… Вот так. Икорки прошу отведать, неделю тому назад была в Москве. Ну-с, теперь, пожалуй, можно вернуться и к жомини. Вы хотите знать мое мнение? Извольте.

Он изложил свой взгляд на положение в Испании. Говорил уполномоченный очень гладко, Константин Александрович даже подивился гладкости его речи. «Способный, бестия, и все они, молодые, способные: не такая школа жизни, как была у нас». Он внимательно слушал то, что говорил уполномоченный. Многое казалось Тамарину совершенной ерундой, но говорил молодой человек так гладко, так уверенно и, главное, так напористо, что Константин Александрович не чувствовал себя в силах противостоять этому напору, происходившему, по-видимому, даже не от внутреннего убеждения, а от темперамента, от устройства горла и голосовых связок говорившего. Смысл, если не буквальный, то подразумевавшийся, слов уполномоченного заключался в том, что испанцы решительно ничего в своей гражданской войне не понимают, что их нужно совершенно устранить от руководства операциями и что необходимо взять все в свои руки. «Чьи ж это? В твои, что ли?» – спросил мысленно Тамарин, впрочем, довольно благодушно после третьей рюмки водки.