Марк Алданов - Начало конца

– Ну а техническая сторона как? – осторожно спросил он, воспользовавшись минутой, когда его собеседник поднес к губам стакан. – Каково тут соотношение сил?

– Самолетов у них много больше. Считаем у них до семисот, из которых примерно сто дали немцы, а остальное итальяшки. Зато наземных войск больше у нас, и, главное, народ с нами. По сути дела, это самое важное.

– А танки, артиллерия, командный состав?

– Танков и артиллерии тоже у них больше. А командный состав у них блатной. Вы скажете, ведь у Франко все кадровые офицеры. Но что такое, позвольте спросить, испанские кадровые офицеры? Это не французские, не германские, не наши, а простые пронунциаментщики [193], ничего в войне не смыслящие. Сам Франко шляпа-шляпписсима.

– Неужели ни одного дельного нет? – усомнился Константин Александрович (хоть в душе был почти согласен: ни одного знающего теорию человека). Он назвал несколько попадавшихся в газетах имен. Уполномоченный каждый раз уверенно говорил: «шляпа», «старая шляпа» или произносил другие, более сильные слова.

– Вот бы я не сказал… А как у вас? – спросил Тамарин и пожалел об обмолвке, надо было сказать «у нас».

– У нас, если хотите знать, тоже хлам. Среди интербригадников есть несколько хороших офицеров, французы, немцы. Командовать батальоном или, пожалуй, полком они могут. Ну, еще Модесто, Листер, я не говорю, – весело сказал хозяин, явно показывая интонацией, что говорит. – Отличнейшие ребята, но сомневаюсь штоп.

– А сам Миаха?

– … Извините выражанс, – ответил, смеясь, уполномоченный. – Впрочем, беру назад, он у нас национальный герой. Да ведь не в нем сила! По сути дела, все в том, что сделает Европа. Вот об этом мне было бы особенно интересно узнать ваше мнение…

Подали жаркое, разговор на несколько минут прервался. Константину Александровичу, однако, не пришлось высказать свое мнение о том, что сделает Европа: уполномоченный говорил все время, все с той же необыкновенной, подавлявшей Тамарина напористостью. Он по-своему произносил имена европейских министров: в имени Даладье произносил «е», как в слове «копье» (Константин Александрович даже вздрогнул от неожиданности), а в имени Хор-Белиша делал ударение на «е», причем в московском говорке его тут как-то чувствовалось давно отмененное ять. Судил он об европейских министрах чрезвычайно уверенно, читал в их душах, как в книге, и каждому из них приписывал особые, неизменно коварные замыслы. Тамарин сам не очень разбирался в политике, все же ему было ясно, что этот молодой человек ничего в ней не смыслит – почти как в военном деле, о котором он тоже попутно высказывал соображения, употребляя разные ученые слова. «Эх ты, уж тут-то помолчал бы, что ты, болван, понимаешь? Политика еще туда-сюда, а в нашем деле только тебя с твоим марксистским анализом не хватало!» – думал Константин Александрович. Он слушал вежливо и терпеливо, но когда дело зашло о противоречиях между интересами крупной и средней английской буржуазии, почувствовал смертельную скуку, не без труда подавил зевок и, хоть при этом губы сжал плотно, испугался: вдруг тот заметил по подбородку и шее?

– Да, да, политика Парижа и особенно Лондона не ясна, – торопливо сказал Тамарин.

– Как не ясна? Очень ясна! Эти ставленники Сити ненавидят испанскую революцию и во сне видят, как бы ее задушить. Разумеется, из ненависти к нам! – Возможно, конечно. В отношении Германии и Италии это несомненно так. – О тех гадах я не говорю. С Германией у нас борьба открытая, не на жизнь, а на смерть! Либо мы, либо они! – энергично сказал уполномоченный и налил себе вина.

– А ваш общий прогноз, поскольку дело идет об Испании?

Уполномоченный поставил стакан на стол и подозрительно взглянул на гостя:

– Прогноз? Разумеется, мы победим! Обязательно победим!

– Я тоже надеюсь. Я только хотел знать, на чем, в частности, основываются ваши надежды?

– Это не надежды, а стопроцентная уверенность. Основывается же она на том, что народ на нашей стороне, – раз. Наши солдаты дерутся как звери. Один пятый полк чего стоит! Это, я вам скажу, наша комса, на ять люди! Затем, с той стороны в штабах те же шляпы да вдобавок еще гнусы – два. А главное, мы победим потому, что так нам велел товарищ Сталин, – три!

– Это, конечно, – поспешно согласился Константин Александрович. – Очень хорошее жаркое. Значит, как будто насчет продуктов тут пока жаловаться грех?

– Нет, обобщать не надо! – несколько уклончиво пояснил уполномоченный. – А вы очень мало взяли. Выпьем еще?

– Пожалуй… Вы сами ведете хозяйство? Не женаты?

– Женат, да жена и ребенок в Москве, – сказал со вздохом уполномоченный. – «Вероятно, оставили заложниками?» – подумал Тамарин и тоже сочувственно вздохнул. Хозяин взглянул на него искоса. Они выпили. – С вашего разрешения, я прощусь с вами после обеда: мне еще до поздней ночи работать. А вам советую лечь пораньше: дорога в Мадрид долгая. Я велю вас разбудить в шесть часов.

– Если можно, я просил бы даже в пять, – сказал Константин Александрович, искупая ранним часом то, что остался ночевать.

– Можно и в пять. Езжайте раненько, если не в суворовской кибиточке, то на «бьюике»… Гениальный человек был Суворов, правда? Такого полководца в Европе никогда не было, правда, ваше превосходительство? Да и где им до нас! Ведь если правду сказать, то они нам в подметки не годятся… Допьем бутылку, Константин Александрович? Вино у них недурное, но наше крымское лучше.

– Допьем. Крымское я не так любил, а вот кавказское, особенно карданах, чудесное винцо и бьет не в голову, а в ноги, – заметил грустно Тамарин. – Это тоже хорошее. Большое вам спасибо за гостеприимство. Я еще хотел получить у вас некоторые практические справки…

– К вашим услугам. Бензин для авто обеспечен, у шофера будет бумажонка. И хоха де рута тоже будет у него. Да, вам надо знать новый пароль. До Мадрида будет: «Lenin dos dos» [194].

– Ах, «Lenin dos dos»? Это легче запомнить. Я прежний чуть было не забыл. «Durruti. Todos para uno». Впрочем, в дороге ни разу не спросили. Покорнейше благодарю вас за хлопоты. А где бы мне в Мадриде остановиться?

– Разумеется, я могу в два счета устроить вас в гостинице. Но мои совет: остановитесь там, где останавливаюсь я. Там и спокойнее, и, правду сказать, лучше… – Он назвал адрес. – Нет, вам записывать незачем: и шофер ваш, и телохранитель знают это место, они много раз туда ездили, я им скажу.

– Очень, очень благодарю. И еще один вопрос… Это, конечно, мелочь, я все-таки хотел бы знать ваше мнение. Я захватил с собой мундир, но, право, не знаю, как быть: мундир ли носить или штатское платье? С одной стороны, как будто ясно, что штатское, а с другой – к военным ездить и на фронт лучше бы в мундире. Я забыл в Париже спросить, такая досада.