Сергей Семенов - Страшное дело

На берегу небольшой речки Кузы стояло село Бараново. Одним концом оно выходило в самую речку, так что крайние строения села лепились на самом краю берега над крутым обрывом, который поднимался высоко над рекой.

Барановцы были крестьяне государственные, испокон века они занимались черным трудом -- хлебопашеством. Лето с землей ворочались, а с приходом зимы нанимались в помещичьи рощи, бывшие неподалеку от Баранова -- работать: кто лес пилить, кто бревна в костры скатывать, у кого были хорошие лошади, брались лес на берега возить, а весной нанимались плоты в Москву сгонять. Тем и кормились барановцы и все домашние нужды покрывали. Богатеть не богатели, а жили без большой нужды.

Вблизи от села было еще несколько деревень, только бывшие барские. Там народ жил совсем иначе, в рощах -- мужики не работали и земледелием не занимались, а жили больше по городам: кто в Москве, кто в Питере, кто еще где; дома же оставляли баб да стариков. Крестьянское хозяйство у них велось плохое -- сеяли мало, да и то плохо родилось. Барановцы, глядя на их житье, шибко дивились: вот, говорили, глупцы-то, оставили дома, забросили хозяйство и разбрелись незнамо куда, ради чего.

Но вот прошло несколько лет, стали барщинские с чужой стороны домой приходить; кое-кто из них разжился там, стали дома городские порядки заводить: завели самовары, нашили нарядов на городской лад, дома стали по-новому строить. И в короткое время переменились деревни.

Тут уж и барановцы стали им завидовать, у многих зародились завистливые думы в голове, многим также захотелось по чужой стороне счастья попытать.

Одним из первых среди барановцев, кому захотелось свою жизнь на новый лад переменить, был крестьянин Филин Тарасов. Шил он на нижнем конце села, была у него жена и сын -- парень лет семнадцати. Занимался он, как и все в Баранове, хлебопашеством, а зимой в роще работал. Концы с концами он кое-как сводил, но трудно ему это доставалось. Жена Филиппа Настасья была баба хворая: с тех пор как она Андрюшку родила, она больше не рожала и все недужила и ни за какую тяжелую работу приняться не могла. Только у печки управлялась. Когда Андрюшка маленький был, Филиппу трудно приходилось: каждое дело он должен был сам справлять; особенно летом трудно ему было. Хотя здоровый он был и работать горазд, а за лето, бывало, так уходится, что еле ноги таскает. Сколько раз собирался Филипп дом бросить и наняться либо в пастухи, либо в сторожа куда-нибудь в рощу. Одно его останавливало -- мысль об Андрюшке. "Ну, сойду я с дома, -- размышлял он, -- вырастет парень, что он будет? Как есть бобыль, а это уж на что хуже, нет уж, потерплю, как-нибудь потяну лямку".

И старался Филипп изо всех сил, ворочал один за двоих и перебивался кое-как. Стал подрастать мальчик, стал кое в чем отцу пособлять, и стало полегче Филиппу. Но вот вошел малый в года, и напала на Филиппа новая забота. "Вон, -- думал он, -- парень женихом становится, а у него ни одежонки, ни обувки настоящей нет, и справить не на что; опять же и хозяйство наше куда годится? Придет время -- невесту сватать надобно, а кто хорошую отдаст в такой дом?" И сильно томила эта забота Филиппа.

За последнее время пришлось Филиппу по разным делам в барских деревнях побывать, пригляделся он к жизни бывших барских крестьян, и завидно ему стало: и достаточней, и чище у них, и работы-то меньше. И стал он выспрашивать, отчего им легче живется? И говорит ему один мужик:

– - Оттого, что у нас люди поумней ваших. Как у вас живут? Никогда просвета себе не видят. А какая польза? Вот хоть лес возить или на плотах ходить -- и сам маешься, и лошадей маешь, и сбрую рвешь, и на себе все паришь. А у нас, брат, не так: у нас, если захочет человек деньги зашибить, пойдет в город, определится на какое-нибудь место и живет; и тепло ему, и сытно, и денежно. Потому-то и живут у нас против вашего богаче и народ свежее. А у вас что? Ни света, ни радости. Копаетесь всю жизнь, как жуки в навозе.

– - Да, это правда, -- согласился Филипп и задумался, и еще больше разобрала его зависть к хорошему житью.

"Разве попытать счастья, пойти пожить в Москву, -- подумал он. -- Может, что и хорошее выйдет".

Стал он раздумывать, только видит: неподходящее это дело. Ему в Москву идти -- нужно дом бросить, парню одному никак не управиться. Вот разве парня послать? И только подумал Филипп об этом, так сразу и ухватился за эту мысль. "И то, парня, -- решил он. -- Он молодой и грамотный, ему и место скорей дадут и жалованье дороже положат, а дома-то без него дела не станут, я уж как-нибудь один потяну". И решил Филипп непременно парня в Москву отправить. Объявил жене о том. Ни жена, ни сын не перечили ему. Стал Филипп искать попутчика Андрею. Узнал Филипп, что из соседней деревни отправляется один мужик скоро в Москву, пошел к нему и стал просить его взять Андрея с собой. Согласился мужик, и когда пришел срок отправляться ему, привез Филипп Андрея к нему, дал на дорогу денег, и отправился малый с мужиком в город. В Москву шел охотно Андрей, он даже радовался. "Вот и слава богу, -- думал он, -- попаду на место хорошее и себя обряжу, и дома кое-что исправим, только бы удачу мне бог послал". Всю дорогу парень расспрашивал попутчика своего про житье московское, про людей тамошних. Рассказывал ему земляк, что знал, и советы давал, как жить надо. Сам он, должно быть, хорошо знал порядки московские, потому советы такие давал: с людьми особенно не дружиться, помнить, что все друзья и приятели до черного дня, -- и не упускать никакого случая, от которого польза есть, в карман положить что можно. "Если и обидится кто, на это плевать, с ними не детей крестить", -- говорил он… Пришли в Москву, стал Андрей про места разузнавать, повезло ему. Нашелся такой приятель у его попутчика, который за угощение выхлопотал ему место в дворники в один дом.

Поступил Андрей на новое житье. Первую неделю с непривычки трудно ему показалось: должность хлопотливая и суетная. Но вот узнал малый все порядки, и полегче ему стало. А к концу месяца узнал Андрей все доходы свои. Жалованья ему назначили восемь рублей, да еще кое-какие доходы от жильцов оказались. Доходы эти были не всегда чистые. Сначала он добросовестно исполнял поручения и отдавал сдачи с покупок, а потом, глядя, как делают другие: швейцар, кучер, кухарка, -- и он соблазнился, стал понемножку утаивать деньги. К концу второго месяца скопилось у него денег рублей пятнадцать. Обрадовался парень и послал из них отцу десять рублей, а на остальные купил себе пиджак.

Вскоре подошло рождество, тут посыпались к Андрею деньги со всех сторон: и хозяева подарили, и жильцы, и гости, что в дом ходили, на чай давали. Прошли святки, получил жалованье Андрей, сосчитал все деньги, оказалось без малого тридцать рублей. Обрадовался парень. "Ведь это что, -- думал он, -- ежели все так пойдет, то мы, бог даст, и не увидим, как поправимся, заведем сбрую новую, и лошадь, и все, что нужно, а там и невесту сосватаем!" И разошелся парень и на радостях отослал отцу на хозяйство сразу двадцать рублей. "Управляйтесь там, -- писал он, -- если денег мало хватит, еще пришлю, счастье такое валит, что и во сне не снилось".