Лариса Миллер - О том, о чем и вдох и выдох

Голова моя - решето. Не помню ни дат, ни названий. Забываю сюжет, имена героев, стихотворные строки. "Зачем читать, - спросил однажды младший сын, - если ты все забываешь?" Но толк все же есть, потому что многое помню "в духе". И то, что помню, живет во мне и никуда не девается. Впечатление от прочитанного бывает столь сильным, что почти заболеваю. Так в разное время "болела" Заболоцким, Набоковым, Мандельштамом, Цветаевской прозой, поздним Георгием Ивановым. И если бы я все это помнила "в букве", то, возможно, не смогла бы писать. Память на одно и отсутствие памяти на другое, наверное, от Бога. Ему одному ведомо, что нам помнить, и что забывать. Но и сегодня, когда мне за 50, я пытаюсь продолжить ликбез, начатый в конце 60-х, и держу на столе не только книги, невесть почему нужные мне в данную минуту, но и литературу по искусству, истории, философии.

С чтением происходили удивительные вещи. Часто книга, которую, как потом оказывалось, необходимо было прочитать, чудесным образом сама меня находила. "Дай мне что-нибудь почитать", - я никогда не понимала подобной просьбы. Чтение - процесс сугубо внутренний и загадочный. Именно благодаря неожиданно поселившейся на моем столе книге, я иногда чувствовала, что ведома.

Какие это были книги?

Всего не назову, но помню, что в начале 60-х с увлечением читала о Швейцере, его подвижнической и необычайной жизни. Тогда же меня потряс "Дневник Анны Франк", заставив испытать самые противоречивые чувства - от полного бессилия и апатии перед лицом черной бездны до ощущения драгоценности и значимости каждого мгновения. Позже поразили труды Ромэна Роллана о Рамакришне и Вивекананде. Но подробнее остановлюсь на одном особенно важном для меня событии.

Однажды мои друзья Зинаида Миркина и Григорий Померанц, знакомство с которыми само по себе было подарком судьбы, дали мне почитать тонкую книжку, вышедшую в России в начале века и с тех пор не переиздававшуюся (лишь в 91-м году впервые за почти 80 лет появилось ее репринтное издание). Я бережно открыла драгоценную книгу, которую мои щедрые друзья не побоялись на некоторое время выпустить из рук, и поняла, что происходит то, что неминуемо должно было случиться. Я не могла не прочесть этих пожелтевших от времени страниц. То были духовные проповеди и рассуждения великого немецкого мистика 13-го века Мейстера Экхарта (в переводе М.В. Сабашниковой).

В его рассуждениях я находила то, к чему сама интуитивно шла. "Бог создает мир теперь точно также, как Он делал это в первый день сотворения мира, в этом-то как раз и заключается Его богатство", - читала я. Понимаю, что великая дерзость с моей стороны вторить Экхарту стихами, но не могу иначе.

Легко, на цыпочках, шутя...

Душа-младенец. Мир-дитя.

Рассвет наивен. Ветер юн.

Сменилось только десять лун

Со дня творенья. Вечность - миф.

Душа, себя обременив

Лишь сновиденьями, для снов

Еще не выдумала слов.

"Все вещи созданы из НИЧТО. Поэтому настоящий их источник - НИЧТО", пишет Экхарт. И снова не могу не вторить ему:

Не мы, а воздух между нами,

Не ствол - просветы меж стволами,

И не слова - меж ними вдох

Содержат тайну и подвох.

Живут в пробелах и пустотах

Никем не сыгранные ноты,

И за пределами штриха

Жизнь непрерывна и тиха...

Многое из того, что читала у Экхарта, находила и в других мудрых книгах. "Безымянное есть начало неба и земли", - сказано в Дао Дэ Цзин. "Дао - глубокая основа всех вещей. О глубочайшее! Оно кажется праотцем всех вещей". И Экхарт говорит о том же: "Богу нельзя найти истинного имени... Бог - это ничто, мрак, бездна... Бог - это свет, дух и глубина глубин". "Когда вы работаете, пусть одна рука держит работу, а другой касайтесь ног Господа!" - проповедует Рамакришна своим ученикам. "И те только люди творят, которые находятся среди вещей, но ими не поглощены", - читаю у Экхарта. - "Вплотную к ним они стоят, но держатся за них так, как будто стоят они там наверху, у крайнего небесного круга, совсем близко к вечности. Ибо все преходящее есть только средство". Эти совпадения не удивительны, потому что на глубине все подлинные философские учения и религии - исповедуют ли они Иисуса Христа, Драхму или высший абсолют едины.

Так почему же именно Экхарт подействовал так сильно? Почему именно его проповеди я читала и перечитывала?

Может быть потому, что в его речи есть душевный жар, но нет экзальтации, есть убежденность, но нет фанатизма, есть свобода без размытости и мудрость без отстраненности. И еще потому, что он обращался прямо ко мне: "Бытие в Боге, связь, единство с Богом - вот благодать... Уж если вы не имеете ее, то хотя бы томились по ней! Если же и томления нет, то пусть томятся по томлению!... Дай нам Бог так томиться по Господу, чтобы это заставило Его самого родиться в нас! Аминь". Да это же ответ на мои незадолго перед тем написанные стихи:

А вместо благодати - намек на благодать,

На все, чем вряд ли смертный способен обладать.

О, скольких за собою увлек еще до нас

Тот лик неразличимый, тот еле слышный глас,

Тот тихий, бестелесный, мятежных душ ловец.

Куда, незримый пастырь, ведешь своих овец?

В какие горы, долы, в какую даль и высь?

Явись хоть на мгновенье, откликнись, отзовись.

Но голос твой невнятен. Влеки же нас, влеки.

Хоть знаю - и над бездной ты не подашь руки.

Хоть знаю - только этот почти неслышный глас

Единственная радость, какая есть у нас.

Это была МОЯ книга. И когда я переписывала ее ночью, мне вдруг показалось, что я не переписываю, а сама пишу все это:

"Никогда во времени не назвал Бог имени Своего, только там, где нет ни "теперь", ни "иногда", где угасают все лики и различия, в глубоком молчании произносит Бог Свое Слово".

И ночью дождь, и на рассвете,

И спят благословенно дети

Под шепоток дождя.

Покуда тишь и дождь, как манна,

Идет с небес - все безымянно

Окрест. А погодя

Вновь обретет и знак, и дату

И двинется опять куда-то,

Неведомо куда.

И распадется, раздробится

На силуэты, жесты, лица,

Миры и города.

И станет зыбким и конечным

Все то, что достояньем вечным

Как будто быть должно.

И будут новые потери

Нас укреплять в нелепой вере,

Что так заведено.

Устав от собственного ига,

Мы будем ждать иного мига,

Напрягши взор и слух,

И позабыв за ожиданьем,

Что мы владеем мирозданьем

И что бессмертен дух.

Это была МОЯ книга не потому, что я умела жить, как учит Экхарт, а потому, что всегда томилась по такой жизни. Чтобы Бог мог родиться в душе, "должно отпасть всякое время или душа должна освободиться от времени с его желаниями и стремлениями".

Однажды выйти из судьбы,

Как из натопленной избы

В холодные выходят сени,

Где вещи зыбкие, как тени,

Читать дальше