Виктор Миняйло - К ясным зорям (К ясным зорям - 2)

- Милейший!.. - Старичок угрожающе поднял вверх палец.

- А кто вы такие, звиняюсь, будете?

- Театральный художник Синцов в должности методиста народного творчества уездного политпросвета.

- Ну, тогда садитесь, товарищ ме... ме...

- ...методист. Да, да, милейший, вы совершенно правильно промекали название моей должности. А теперь переберите в вашей светлой памяти все сельские фамилии и подайте мне Ирину Николаевну живую и здоровую!

- Дак это ж... Дак это ж... - На секретаря нашло внезапное просветление. - Дак это ж Сопиина Яринка!.. Что-то там малюет на стенах... Да куды ей до моей Харитины! Как проведет черту на завалинке желтой глиной, ну, точно отрежет!.. Ну, как вам уже Яринку, то нехай. Сю минут. Вы садитесь на бричку, а я побегу впереди.

- Нет, милейший, вы сядете со мною рядом, ибо мне надоело, чтоб передо мной бегали глашатаи!..

Когда бричка подкатила к хате Софии, Синцов милостиво отпустил писаря.

- Можете, милейший, быть свободным. Только вот поезжайте с кучером и реквизируйте где-нибудь гарнец овса для моих жеребцов. - Он величественно указал на понурых кляч, что повисли в шлеях. - Вашу нераспорядительность буду рассматривать как непочтение к политпросвету. - Старичок приложил ладонь ко рту и сообщил заговорщицки: - Моим жеребцам сечка опротивела.

- Сю минут.

А старичок, подхватив одной рукой раздутый портфель, а другой побитый этюдник, смело пошел к дому.

Он влетел так стремительно, что едва не сбил с ног Софию, удивленную появлением брички возле ее ворот.

Ему сразу бросились в глаза Яринкины рисунки.

- Тихо! - погрозил он пальцем Софии вместо приветствия.

И, оседлав горбатенький нос пенсне, начал жадно рассматривать причудливые цветы, буйный праздник линий и красок.

- Тихо! - еще более угрожающе цыкнул он на женщину, хотя та с перепугу совсем потеряла дар речи.

Оглядев стены, печь, рисованные бумажные рушники на портрете Шевченко, зацокал языком:

- Ай-яй-яй! Вот так пассаж! Ну, милейшая, ну и ну!.. Так это вы будете Ирина Николаевна?

- Да... да... - наконец-то прорезалась речь у Софии. - А ей-богу, не я... Мне и в голову такое не пришло б... Не виновата я, товарищ, ни в чем, вот вам крест святой!..

- Виноваты! - прикрикнул старичок. - В таланте вашем! В красоте вашей. Телесной и духовной. Правду про вас сказывали!

- Ой, товарищ, извиняйте, то дочка моя. Вот, ничего не делает, оттого что больная да и... Если бы знала, что от власти такое осуждение, так я бы ей... я бы ей!

Старичок в недоумении заморгал глазами. Потом в сердцах швырнул портфель на лавку.

- Ну, что я мог увидеть в вас! А еще, старый дурень, считал себя физиономистом!.. Обыкновенное хорошенькое личико, туповатое даже... Ну, прощаю... Показывайте мне вашу знаменитую дочку!

- Яри-и-ина! Вот видишь!.. Говорила тебе!..

И София с видом святой непричастности и благородного возмущения провела приезжего в комнату к дочери.

Яринка встретила его настороженным и в то же самое время твердым взглядом (защитят ее и отчим, и Павлина!), обороняясь прижатым к груди "Кобзарем".

Старичок и здесь так же придирчиво и долго изучал Яринкины рисунки, время от времени поблескивая стеклышками пенсне на автора.

- Ну и ну!

- Видиш-ш-шь! - покачивала головой София. - Я ль тебе не говорила!

- Ти-и-ихо! - шепотом пригрозил ей старичок. - Невежды молчат, когда говорит искусство! - И затем совсем по-простонародному прикрикнул: Цыц!..

Расхаживал по комнате, покачивал головой, теребил коротенькую бородку, жевал кончик уса, потом обернулся к Яринке:

- А скажите, милейшая, у кого это вы перерисовывали?

Яринка съежилась.

- Это она еще у свекрухи... - стала защищать дочку София.

- У свекрухи?.. Вы замужняя?.. Такая молоденькая... Вы комсомолка?

Яринка молчала. Потом насупилась и сказала почти со злостью:

- Ну и рисую, так и что? Хлеб у кого отбиваю?.. И не от свекрухи переняла, а из своей головы!.. Когда тяжко мне, так и малюю.

И крепко зажмурилась.

- Детка моя, ты еще сама не знаешь, что...

- Говорила тебе!.. - перебила его София. Но старичок так глянул на нее, что та даже пошатнулась.

- А вы когда-нибудь встречались с такой женщиной - Шостак-Собачко?

- У нас, в Буках, такой тетки нету.

- Ах, вот оно что!.. А как вам кажется - хорошо рисуете?

- Ой, что вы, деда!.. Плохо. Еще в школе нарисуешь, бывало, коня, а Иван Иванович, учитель наш, спрашивают: "Это у тебя собака, что ли?" Нету у меня способности к рисованию. А это - так себе, чтоб душе было легче.

- Вот вы какая!.. Да вам цены нет, золотое вы дитя! Иу, вот что. Талант у вас нешуточный. Цвет - просто чудо. Грандиозно! Но только тревожит меня разбросанность композиции. Не ощущаете вы еще границ прекрасного. Частенько несдержанность ваша приводит к сладенькому любованию. Вам это трудно понять сегодня, но станет ясным позднее. Надо сдерживать руку, слышите, девушка?! Будьте строже к себе и к своим цветам. Чтобы они не все рассказывали, а заставляли людей в мыслях еще и свое дорисовывать.

- Ой, дедушка!..

- Вот так. А теперь позвольте скопировать ваши композиции. Может, устроим выставку. Чтоб все увидели, на что способен наш народ, наши комсомольцы. И работайте, работайте, детка, на радость людям. Ибо все прекрасное должно принадлежать народу. Слышите, комсомолочка?..

- Ой, дедуся, какие ж вы, какие... Да после того, что вы сказали... да я... такое нарисую... чтобы аж пело... аж пахло!

А старичок уже удобно уселся на одной табуретке, на другую поставил этюдник и кружку воды и, прикрепив лист бумаги к крышке, начал перерисовывать Яринкины цветы. Делал он это быстро и вдохновенно, откладывал готовые листы на лавку сохнуть и быстренько брался за следующие.

Успокоенная София несколько раз заходила в комнату, мялась. И наконец осмелилась пригласить деда пообедать.

Тот сразу же согласился. Только предупредил:

- Как приедет мой кучер, так накормите и его. Иначе и сам не сяду.

- Ну что вы! - замахала на него руками хозяйка. - Иль мы живоглоты какие!..

Синцов уплетал обед за обе щеки. И, подобрев, похваливал Софию:

- Достойная вы мать, если воспитали такую дочку!!

- Ой, вся в меня!.. Но малость с причудами... непослушная... покрикивает на мать!

- Ну, это для творческих натур не новость!

- Я и говорю...

До самого вечера художник перерисовывал Яринкин сказочный цветник.

Прощаясь, попытался поцеловать руку молодичке, но та, вспыхнув, выдернула ее. Поцелуй достался Софии - в щеку.

Курилиха долго гордилась этим:

- Вот чертов дед! Ему бы только целоваться!.. Такой уж лакомый до красивых молодиц!..

Поздно вечером приехала из волости Павлина.

Яринка стеснялась рассказать ей о посещении художника. То и дело вздыхала, сгорая от нетерпения. Однако не изменила себе. Засыпая, прошептала: