Виктор Миняйло - Звезды и селедки (К ясным зорям - 1)

"Неужели с кем-нибудь спознался? - страдала она. - Н-ну, только бы узнать, кто это!.. Косы выдеру!.. Глаза выцарапаю!.."

И частенько посреди сладкой беседы сухой колючкой обронит словцо-другое, которые могли понудить его на отпор, а с ним и на злую откровенность: вот, мол, говорили соседки - красивый муж у тебя... ха-ха!.. - солдатки говорили... Вот, мол, подкатился бы ко мне... А я говорю - ну, пускай подкатывается!.. И с игриво-злой улыбкой смотрела Степану в глаза - выдержит ли он ее взгляд, не увидит ли она в его зрачках той проклятущей разлучницы, что запала ему в сердце...

Степан молча бросал взгляд на нее - с мрачной насмешливостью, с упрямством - вот что знаю, не скажу! - стискивал зубы и, ссутулясь, отворачивался.

И так в поле, и дома.

София кипела от ревности, от неистового желания исцарапать его до крови, искусать - чтобы кричал от боли, чтобы выдал свою тайну.

А по ночам, опершись на локоть, шептала ему над самым ухом - сквозь зубы, хлестко шипящее:

- Ну, с-с кем? С-с кем с-спал тогда на с-снопах? - И рассыпалась смешком, да таким жестоким, что саму мороз пробирал.

- Отстань. Я спать хочу.

- Ах, он хочет с-спатоньки!.. С жинкой хочешь с-спатоньки? Со своей или с-с чужой?.. Со своей, Степушка, со своей!.. Хотя бы свою ниву обсеял!..

У нее хватало умения принудить его к покорности. Но это ее не утешало - не было в его ласках пыла и искренности. Засыпала обиженная и разочарованная. Но руку оставляла на его плече - вот мой, даже во сне не пущу его никуда...

И та настороженность и осмотрительность, с которой Степан относился к Яринке, каждый пристальный взгляд, который тайком кидал он на падчерицу, заставляли Софию страдать и мечтать, чтобы дочь так и осталась нерасцветшим ребенком. И самое большее, что печалило мать, это неумолимость времени, которое превращает ее ребенка в женщину. С грустной улыбкой вспомнила София, как еще весной была напугана и встревожена Яринка, как жаловалась шепотом матери, прикасаясь к грудям: вот тут, мамочка, щемит...

Ой, что же делать, чем отвести взоры мужа от нерасцветшей еще веточки?..

Только, очевидно, лаской, да такой горячей, чтобы весь был опустошен, да еще морить его работой, чтобы осталось одно желание - заснуть...

Ей и в мысли не приходило, что рано или поздно поселятся в сердце Степана отцовские чувства и это превратит ее ребенка в святыню для него. С таким трудом завладев им, женщина очень боялась потери, чтобы верить в его здравый смысл.

Ой, что же делать?..

И по ночам, вслушиваясь в спокойное дыхание мужа, думала и гадала и надумала. Но решила пока что держать все в тайне. Так лучше. А что касается тех солдаток, что зарятся на лакомый кусочек, так она отобьет им охоту к скоромному. Здесь уже София знала, как действовать. Осторожненько распустит слух, что Степан на ласки не очень способен и даже она, мол, не много от него имеет... Что же вам, молодицы, останется - ха-ха!.. Не будут о нем и думать... А то, что начнут посмеиваться над Степаном, так его от этого не убудет...

А если он разлюбил ее, так мучиться ли ей?.. Только бы она его любила и владела им для работы и утехи.

На этом и успокоилась.

Но вторгались в их жизнь и другие, не подвластные ей силы.

Не закончили еще свозить с поля пшеницу, как приплелся из сельсовета Улас Бескровный, который в то время был за рассыльного.

- Здрасте! Ого, какие у вас стожки!.. Все ли уже свезли?

- Да еще копен шесть осталось.

Улас сдвинул на затылок соломенный бриль, почесал свой медный чуб, а худощавое, красно-мясистого цвета, в глубоких морщинах лицо еще больше сморщилось - то ли от зависти, то ли от вежливого удивления.

- Эге-эге, - произнес он, лишь бы сказать что-то. Помолчал, покряхтел и, будучи большим охотником сообщать всем неприятные новости, подошел к хозяйке, которая подавала вилами снопы с воза на стожок: - Ну, Сопия, такого тебе, должно, и не снилось!

- А что?

- Эе-е! - прищурился Улас. - Эе-е!

- Ну, говорите!..

- Эе-е! Останешься ты, должно, без Степана!

София так и обмякла вся, опустила вилы, и сноп упал вниз.

- Ну, говорите... - пролепетала она. - Не мучьте!

- Выпадает, должно, твоему мужу идти в солдаты.

- Ох! - София обессиленно села на телегу.

Степан съехал на штанах со стожка и, подавляя волнение, воскликнул с деланным задором:

- Ну и пойдем! Ну и послужим советской власти! "Смело мы в бой пойдем за власть Советов!.."

После того как нагнал холода на Софию, Бескровный уже совершенно серьезно протянул Степану обложку какой-то книжки, в которой носил бумаги.

- Вот тут, должно, и твоя бумаженция... Ищи сам, потому как я темный...

Бумажка была от военкома. Вызывали Степана на завтра в уезд - на врачебную комиссию.

- Вот тебе на! - раздосадовался Курило. - Жатва идет, а они...

- Распишись вот туточки... - подал Улас список и огрызок химического карандаша с никелированным наконечником. - Ну, я, должно, пошел. Прощайте покамест.

- Многих вызывают, - сказал Степан погрустневшей жене. - Вон и Ригора, и Безуглого...

- Так что же будет? - от необычного волнения София стянула с головы косынку и стала обмахивать ею лицо.

- Да-а... Пустое! - успокаивающе махнул рукою Степан. - Как всех, так и меня... Ну, будут проверять... не выросло ли четыре руки... Какой уж из меня солдат! И раны, и контузия...

- А что, может, Польша опять воевать нас будет?

- Н-ну! Наложили им и в хвост и в гриву! Хотя буржуи рады бы нас в ложке воды утопить... А еще и басмачи, и на Дальнем Востоке... - Последнее муж говорил уже не ей, просто рассуждал вслух.

Они молча принялись за работу и еще с полчаса укладывали стожок. Накрыв незавершенную часть старыми снопиками, пошли домой.

- Напеку тебе коржиков, - озабоченно сказала София.

- Да зачем? Я, наверно, завтра же и вернусь.

- Ну, это ты не говори... Собираешься на день, а харчей бери на неделю.

За какой-нибудь час София упаковала съестное в вещевой мешок, который Степан привез с фронта.

- Вот теперь порядок, - она затянула мешок шнуром.

Поздно вечером забежал председатель сельсовета Полищук и наказал, чтобы Степан готовил на завтра подводу.

- А почему мою? - забурчал Степан.

- А вот потому!.. - Ригор поднял вверх палец.

Степан крякнул, вздохнул, но смолчал. Потом будто без интереса спросил:

- А зачем это мы, калеки, понадобились? Иль у кого из нас ноги повырастали?

- Стало быть, есть надобность! - безапелляционно ответил Ригор, хотя по всему было видно, что он и сам толком ничего не знает.

- Может, поужинаешь с нами? - не очень уверенно предложил Степан, показав Софии ладонями расстояние с пол-аршина.

Женщина кивнула.

Неспешно, но решительно Полищук отказался.

- Надо идти.

Подошел к свету, проверил патроны в нагане.

- К четырем чтоб был! - приказал Степану в дверях.