Анатолий Луначарский - Идеи в масках

Меркурий сидит на скамеечке. Он высок, смугл, улыбка показывает молочно — белые зубы меж черной бородой и усами. На нем щегольской бархатный берет. Черные волосы бахромой пущены на выпуклый лоб. Глаза темно-карие, насмешливые. Затянут в малиновый колет с широкими складчатыми рукавами, схваченными у кистей рук в щегольские годешосы голубого цвета. Руки довольно нежны, на пальцах перстни с рубином и камеей. На золоченом поясе бархатная сумочка.

Порфирий (Говорит складно и свободно, хотя в голосе слышится старческое дребезжание). Тивурций Варсавиензис рекомендует желчь лося, рода оленей, живущих в Сиберии… Но не так важен состав, как самая варка декокта. Не говоря о крайней тщательности при выборе дня и часа, для чего лучше посоветоваться со светилами, нужна огромная бдительность. Основа рецепта декокта идет от св. Иеронима и лишь слегка изменена в согласии с сарацинскими данными, почерпнутыми, вероятно, в исчезнувших ныне творениях Аристотеля. Но, как известно, именно против всего, чем св. Иероним изустным преданием одарил нашу великую науку, ополчается демон Кокодриллокефал, один из упорнейших и прилежнейших слуг Вельзевула. Стоит лишь опустить любую формулу, молитву, условленный жест, как Кокодриллокефал лишает декокт всякой силы, хотя с виду все остается как — будто неизменным. Так, однажды, сварив великолепный декокт Иеронима, я вдруг убедился, что он не вызывает никакого иного действия, кроме сильнейшего поноса. Долго я ломал голову… Пересматривал все 36 элементов его и всю процедуру. Я чувствовал, что тут замешан Кокодриллокефал, и молился св. Иерониму, дабы он вразумил меня относительно моего упущения. И святой пришел мне на помощь… Оказалось, что я варил декокт в кожаном поясе, меж тем как сказано: «Не употребляй в составе и процедуре ничего животного, кроме предуказанного». Демон сразу заметил пояс, поддерживающий мои панталоны, и истолковал его как употребление животного в процедуре. Его аргумент, очевидно, показался сильным и ангелам, охранявшим час, место и формулу: отсюда — понос.

Меркурий. Но по исправлении ошибки новый декокт опять исцелял все кашли?

Порфирий. Часто. Я не говорю всегда. Ибо исцеление зависит от тысячи причин, из коих не все исследованы. Самый кашель может происходить вследствие проникновения в тело паров: тело сыреет, и, судорожно сжимаясь, грудь стремится выдавить воду из пор плоти. Но бывает и так, что внутренний огонь пылает настолько, что заставляет обращаться в пар соки тела, каковые ищут исхода при посредстве кашля. Часто посторонний предмет застревает в дыхательном канале или попадает туда мошка, иногда даже незримая глазу, но щекочущая горло. Место мошки может занять порой какой-нибудь эльфоподобный маленький дух, прокравшийся, например, при зевоте во время молитвы или вообще проникший в разинутый и не перекрещенный вовремя рот. Декокт помогает во всех этих случаях. Но бывают осложнения. Бывает так, что святой патрон данного лица или его ангел — хранитель, рассердившись на субъекта, наказуют его приступами кашля. И здесь декокт стремится умерить кашель, но тогда святой патрон или святой ангел обращаются на небеса к блаженному Иерониму и говорят: «Отче благий, вот твоя микстура исцеляет недостойного, мною наказанного». И святой целитель говорит: «Да не будет!» Тут больного начинает мучить кашель пуще прежнего, и декокт обращается ему даже во вред. Quantum majus, — если прогневана святейшая Мадонна или кто-либо из высших небожителей. А так как редко случается, чтобы смертный не оказывался предметом гнева кого-либо из многочисленного хора присноблаженных, то ты понимаешь, насколько ограниченной оказывается восхитительная и непреодолимая целебная сила чудного сего декокта… Фидус, мне кажется, ты совершенно невнимателен…

Фидус. Я?.. Я слушаю…

Порфирий. Ты считаешь ворон! Ты дуешься на Лумена за то, что я люблю его, но я люблю его за знания, а знания даются вниманием и молитвой. Ты же останешься олухом, ибо уши твои — корридоры в пустой зал и в них вечный сквозняк.

Фидус. Что же мне слушать эти мелочи?

Порфирий. Мелочи? Меркурий, он называет это мелочами!

Меркурий. Не сердись, магистер, не волнуй себя; ты знаешь, как тонки стенки твоего желчного пузыря: приведя в волнение его содержимое, ты рискуешь вызвать прорыв и разлитие холерии по жилам, не говоря о том, что от сердящегося даже справедливо ангел отвращает покров свой, так что и справедливый гнев может перейти в греховный… Дети Ириды, многочадной супруги Асмодее, реют вокруг нас… Да хранит нас мадонна и святая Пациенция!

Порфирий. С удовольствием слушаю тебя, мой Меркурий… Ты говоришь как мудрец. Но, видишь ли, для многоученого доктора Фидуса декокт св. Иеронима от всякого кашля — мелочь. Есть отчего рассердиться! Попробовал бы ты сказать это Кокодриллокефалу, олух, — демону, которому сей декокт не дает ни минуты покоя, — он бы разъяснил тебе, какая это мелочь!.. И если завтра кашель станет душить тебя и красные глаза твои полезут на лоб, жилы надуются как веревки, грудь готова будет разорваться и в горле заклокочет пена с кровью и желчью, — тогда ты поговоришь о мелочи, завещанной святым отшельником и исправленной четырьмя арабскими мудрецами, в том числе самим Авиценной!.. Несчастный!.. Тогда ты станешь умолять меня дать тебе полкапли этой мелочи.

Фидус. Нет, магистер.

Порфирий. А что же? Ты умрешь как собака, захлебнувшись собственной мокротой?

Фидус. Нет, магистер.

Порфирий. Нет, нет… Бессловесное полуживотное!

Фидус. Я выпил бы твоей панацеи.

Порфирий (внезапно успокаиваясь и улыбаясь). А, хитрец, ты выпил бы моей панацеи! Но разве ты не знаешь, что ее надо принимать с постом и молитвой, во святой вере, и что малейшее сомнение губит ее эффект?

Фидус. Это-то я знаю. Я знаю также ее несложный состав… Я вытвердил все формулы, еврейские и арабские, которые надо произносить, собирая травы и дистиллируя элексиры… Я знаю также, что… что великий Супермедикус исцелил панацеей паралич торговца красным деревом, бессонницу сборщика соляной подати, подергивание руки у жены бочара Пепе… Ах, я знаю это… Но чего-то я не знаю еще… Да… или, вернее, я еще что-то знаю!.. Знаю, что мне никогда не сделать элексира панацеи… Никогда!

Порфирий. Конечно, потому что ты маловер.

Фидус. Не сварить мне его, хотя бы вера моя была широка как Средиземное море и высока как Альпы.

Порфирий( улыбаяс). Почему же? (подмигивает Меркурию).

Фидус (побледнев). А, ты делаешь знак етому франту! Ему-то ты рассказал все!