Борис Можаев - Ингани

Канчуга встал, заложил пальцы в рот и свистнул - в воздухе долго носился, постепенно угасая, тонкий режущий звук. Инга, сидевшая возле самой воды, даже не шелохнулась. Она свернулась в клубочек и казалась теперь совсем маленькой, ее змеистые волосы доставали до плота. Глядя на ее сгорбленную фигурку, я почти физически ощущал тяжесть горя, неожиданно навалившегося на нее. Мне хотелось помочь ей, но я понимал, что мои советы и даже разговоры с ней в эту минуту были совершенно неуместны.

Сразу за скалою река делала резкий поворот. Выплывая на быстрину, мы уже видели седые буруны пенистого переката, а там, дальше, огромный завал, из которого, словно черные кости, торчали во все стороны обломанные стволы деревьев. До нас доносился глухой угрожающий гул.

- Бери шесты! - крикнул Сусан.

Мы бросились к шестам. Инга подошла ко мне и сказала решительно:

- Идите на среднюю секцию к Канчуге. Я встану на корме. Я умею. - Она опустила шест в воду и отвернулась.

Делать нечего. Я уступил ей место у кормового весла и подошел к Канчуге. Мы встали с шестами наперевес метрах в десяти друг от друга и приготовились к схватке с рекой. Головная секция уже выходила на перекат, и Суляндзига, прыгая в засученных штанах, как кулик, бегал по плоту, отталкиваясь в нужном направлении, Канчуга стоял спокойно, отталкиваясь изредка, как бы нехотя.

- Перекат не страшно, вот завал... Слушай, как шумит! - говорил он, обращаясь ко мне.

Инга стояла, опершись на весло. В руках у нее шест. Ее щелевидные глаза смотрели поверх нас на завал. Чувствовалось по ее округлившимся широким ноздрям, по строго сдвинутым бровям, как она ждет его приближения. Перекат прошел, и Сусан закричал во все горло:

- Отбивай к правому берегу!

Мы налегли на шесты, но почему-то плот слушался плохо, корму заносило прямо к завалу.

- Инга! - испуганно крикнул Канчуга. - Куда гребешь? Не к тому берегу!

Я оглянулся на корму и увидел, как Инга сильно взбивает воду веслом, а весь наш плот медленно разворачивается и его тащит течением от спасительного берега.

- Что такое там? - кричал тревожно Сусан. - Шестом толкайте корму!

- Инга, брось весло, говорят! - крикнул Канчуга.

Инга взяла шест и яростно навалилась на него, отталкиваясь не к берегу, а к завалу. Плот выравнивало, и теперь было ясно, что завала нам не миновать.

- Куда ты толкаешь? - орал на Ингу Илья.

- Куда мне надо, - зло ответила Инга. - Поезжай теперь в город!

- Инга! Та! Убью!.. - Канчуга с шестом бросился на корму.

Инга подпустила его совсем близко, рассмеялась ему в лицо и с возгласом: "Лови!" - бросилась прямо в водоворот. Мы в ужасе застыли. До завала оставалось всего метров десять - пятнадцать, и казалось, участь пловца решена - сильное течение подхватит и затянет, запутает в корневищах, в сучьях погибших деревьев. В следующее мгновение раздался треск, всплески, уханье, и я еле устоял на ногах. Плот с ходу врезался в завал и застыл.

- Где Инга? Инга-а! - кричал Сусан и бежал к нам.

Инга вынырнула через минуту в стороне за завалом, откинула с лица растрепанные мокрые волосы и резкими размашистыми саженками поплыла к противоположному берегу. Мы молча смотрели, как она добиралась сначала вплавь, потом вброд, наконец вышла на отмель, хотела было выжать мокрый сарафан, но, тряхнув своими длинными, как плети, волосами, побежала в тайгу, оставляя на песчаной отмели глубокие следы. На нас она даже не посмотрела.

Сусан, лукаво улыбаясь, спросил Илью:

- По-твоему все вышло? А?

- Ну и черт с ней! Нужна она мне, - ответил Канчуга и выругался. - Сиди вот теперь тут.

Вода бурлила, клокотала возле плота и ревела довольным утробным ревом. Крупные шапки пены всплывали из-под пробковых тюков и ошалело крутились в водоворотах. Мы осмотрели плот. Некоторые бортовые тюки были сильно помяты при ударе, в некоторые глубоко впились острые коряги и ломаные бревна.

Сусан молча покуривал трубочку. Илья ругал Ингу:

- Ах ты длинноволосая злючка! До ночи теперь провозимся.

- Ругаться будем - до утра простоим. Надо работать, - сказал Сусан. По частям надо разбирать и в протоку сводить отдельно.

Он принес пилу и топор, припасенные на случай, и мы взялись за дело. Я обрубал и подпиливал сучья и корневища, вонзившиеся в плот. Илья разбирал плот, развязывал проволочные жгуты, резал веревки, Сусан перегонял секции в мелкую заводь. Работали мы упорно, молчаливо, и только Илья чертыхался, поминая Ингу, когда крепкий проволочный жгут не поддавался его усилиям. Я хотя и досадовал на непредвиденную задержку в пути (кого мне беспокоить ночью в Олонге?), но Ингу не обвинял. Она рисковала своей жизнью.

Довязывали плот мы в маленьком затончике, почти на закате солнца... Небо еще только чуть золотилось на западе, когда вода в затончике стала краснеть, наливаться словно малиновым соком и наконец загорелась, засверкала брусничным глянцем. Возле прибрежного красноватого тальникового куста гулко ударил таймень.

- Сети с собой у тебя? - спросил Илья Сусана.

- Здесь.

- Давай закинем. Видишь, как играет?

Сусан посмотрел на противоположный берег. Там на песчаной косе четко виднелись следы Инги. В прибрежных талах будто мелькнул пестрый сарафан ее. Я решил, что мне почудилось. Не может быть, чтобы она сидела здесь до вечера!

- Поедем, - сказал Сусан. - Зачем бездельничать? Скорее!

В голосе Сусана послышалась озабоченность, в движениях суетливость. Он быстро взял шест и, не дожидаясь нас, начал отталкивать плот один. Но плот не слушался.

- Чего же вы? - торопил он нас. - Га! [Ну! Скорее! (удэг.)]

Мы дружно налегли и сдвинули плот. Сусану казалось, что мы плывем очень медленно; он подталкивал с кормы плот и все посматривал на противоположный берег. Вскоре выяснилась причина беспокойства Сусана. На одном из поворотов с высокого песчаного берега покатился в воду с шумом камень. Мы обернулись и увидели на самом краю у обрывистого берега Ингу. Она, видимо, споткнулась, но уже встала и отряхивалась. Заметив, что мы на нее смотрим, она спряталась за толстый кедр.

Сусан прибежал на противоположный конец и стал отталкивать шестом от того берега, где была Инга. Он все еще боялся, как бы она не надумала снова ехать с Ильей.

Мне было жаль ее. Бедная Инга! Пустив в завал наш плот, она думала, что плот застрянет и мы вернемся в деревню. И вот теперь сама шла за нами, словно привязанная невидимой веревкой. Шла и стыдилась своей слабости. Иначе зачем бы ей прятаться?

Над тайгой сгущались сумерки. Первым потемнел лес; теперь он стоял вдоль берегов сплошной стеной, и казалось, что это и не лес, а просто берега стали выше. Затем почернело, опустилось на сопки небо, и только река долго еще тускло поблескивала в мягкой ночной тишине.