Борис Можаев - Мужики и бабы

- Какую задачу? Балаганить, да? - сорвалась на крик Мария.

- Но, но... Давай потише. Пока ты чай распивала, я зажимщиков хлеба выявлял.

- Каких зажимщиков?

- Тех самых, что излишки не сдают. - Сенечка достал из кармана свернутый вчетверо тетрадный лист, развернул его и подал Акимову: - Это ваши люди? Читайте! Те, которые излишки не сдали.

Акимов пробежал список глазами:

- Они. Кто вам дал этот список?

- Секретарь сельсовета. Да, да, ваш секретарь. С этим списком я и ходил по дворам, вроде бы агитировал в лотерею сыграть на гармонь, а сам глядел, где рожь спрятана.

- Ее, что ж, под порогом прячут, рожь-то? - усмехнулся Акимов.

- А где ее прячут? Ну-ка скажи! В сусеках, что ли?

- Ну, не в сусеках... В бане, на сушилках...

- Ага, еще в чулане, - подсказал ехидно Сенечка.

- Можно и в чулане.

- А вы пойдете с комиссией и враз все отберете... Ждите, так вам и положат. Эх вы, горе-сыщики! - Сенечка покачал головой. - Ноне дураков нет. Уж если прячут, так надежно. Вот я и спрашиваю вас - где?

- В землю зарывают, - сказал избач.

- Чепуха! Это вам не осень и не зима. Сейчас в земле рожь прорастет. Теперь прячут в сухом месте, в подпечнике.

- Чего? - сказала Мария.

- Села баба на чело... Вот, в списке подчеркнуты три фамилии. У них под печкой хранится хлеб.

- Ты что, лазил туда? - спросил Акимов.

- Вот еще! Я гармонист. Пришел - гармонь показал, страданье сыграл. Ну а сам глазом чик! Если есть новые доски на подпечнике или свежие затесы значит, хлеб спрятан там. Будьте уверочки. Сходим!

- Ты не ошибаешься? - спросила Мария.

- А если и ошибаюсь, ну и что? Мы ж приехали дело делать. Вскроем, составим акт...

- Ну что ж, сходим хоть к Орехову Павлу Афанасьевичу, - сказал Акимов. - Он ближе всех живет.

- Как? Идти ломать подпечник? У меня таких полномочий нет, - решительно возразила Мария. - Я не пойду. Свяжитесь с прокурором.

- Может, понятых позвать? - заколебался Акимов.

Мария пожала плечами:

- Мы можем только пригласить кого-то, вызвать на беседу или сходить поагитировать. Но обыск делать? Извините! У меня еще голова на плечах.

- Вот это и есть либеральные мерехлюндии, - сказал Сенечка. - Мое дело выяснить и доложить. А вы как хотите. Если отказываетесь акт составлять, тогда нам вместе делать нечего. Ну пойдем акт составлять?

- Нет, - сказала Мария.

- И я не стану, - сказал Акимов.

- Как хотите! - Сенечка закинул гармонь на спину и двинулся к дверям, у порога остановился: - Я пошел в Веретье. Буду работать один, как подсказывает мне совесть. Но учтите, на вашу бездеятельность и покрывательство напишу докладную.

- Н-да... Вот тебе и точка с запятой, - Акимов сел за стол и нахмурился. - Вот что, Тима, сходи-ка к Орехову, позови его сюда, наказал он избачу. - Если хозяина нет, давай хозяйку. Надо разобраться.

- Я в момент, - худенький белобрысый избач, в лапоточках, синие штаны навыпуск, вихрем слетел с высокого крыльца и помотал вдоль уличного порядка, только голова замелькала.

- Садись, Мария Васильевна, в ногах правды нет. Какие у вас еще задания? Говорите.

Акимов вынул кисет, свернул цигарку, закурил, смахивая табачные крошки в ладонь.

- Задание наше известное, Аким Федосеевич, - Мария усмехнулась. Говорят, у вас кулаки внезапно исчезли.

- А-а, - протянул Акимов. - Индивидуальных обложений нет. Известно.

- Ну и как же насчет кулаков?

- У нас был один Осичкин, да уехал в прошлом году. В его доме сейчас ветпункт. А чего ты спрашиваешь? Ты же сама знаешь. Не один год, чай, работала у нас в Гордееве?

- А Звонцов?

- Подрядчик, что ли?

- Ну?

- Он бросил штукатурные подряды. И бригада его распалась. Теперь он от селькова работает в лесу на заготовках. Жалованье получает. Какое же ему давать индивидуальное обложение? Что обкладывать? Хозяйство вы его знаете.

- А лошади?

- Дак у него теперь одна рабочая лошадь. Второй рысак. Разве что рысака обложить? Но вроде бы такого постановления нет.

- А Потаповы?

- Мельники? Братья Потаповы, конечно, народ крепкий. Но ведь работников они никогда не держали. Сами вдвоем справляются... Мельница у них на два постава, тебе известная. Доход комиссия определила еще в прошлом году... в три тысячи. Подоходный налог они платят исправно. А в хозяйстве у них всего по лошади да по корове. Как же их обкладывать? С какой стороны?

Акимов свел свои толстые обветренные губы трубочкой и начал пускать в потолок дым кольцами.

- Что же, выходит, претензии к вам напрасные? - спросила Мария.

Акимов подался грудью на стол и, глядя на нее исподлобья грустными серыми глазами, сказал с оттенком горечи:

- Разве в нас дело? Я же не надувало мирской, не фальшивомонетчик. Я коммунист, четыре года на флоте отслужил и здесь тружусь примерно, хозяйство свое содержу в порядке, чужого ничего не беру. Почему ж мне не верите? И актив у нас мужики честные, что надо. Мы ж не дети - видим, кто и как живет. А вы нас подозреваете в укрывательстве, а?

Мария отвернулась от его пристального взора:

- Вы говорите так, будто я питаю к вам это самое недоверие. Не беспокойтесь, я по домам не пойду.

- Да пожалуйста. Мы ничего не скрываем.

- Евдоким Федосеевич, а почему колхоз "Муравей" излишки не сдал?

Акимов как-то по-детски хмыкнул:

- А он их на портки выменял.

- Как это?

- Да так. Вы сегодня вечером свободны?

- Разумеется.

- Пойдемте на агроучасток. Как раз сегодня разбирают председателя колхоза. Вот и познакомитесь с ним, от него все узнаете.

Вошел избач с худым и погибистым мужиком в лаптях и посконной рубахе, подпоясанной оборкой.

- Здравствуйте вам! - сказал вошедший, степенно сгибаясь и подавая заскорузлую большую руку.

- Садитесь, Павел Афанасьевич, - пригласил его Акимов на скамью.

Орехов сел, осторожно поглядывая то на Акимова, то на Марию. Выражение его постного в жидкой рыжей бороденке лица было таким, как будто бы его только что разбудили и он не поймет, где очутился.

- Павел Афанасьевич, вот представитель района интересуется, почему ты хлебные излишки не сдаешь?

- Дак ведь нету излишков-то.

- А говорят - под печкой у вас хранится хлеб? - сказал Акимов.

Орехов дернулся и захлопал глазами.

- Ну, чего молчишь?

- Я, эта, из амбара перенес в подпечник хлеб-от... Крысы там донимают.

- За тобой числится десять пудов излишков. Почему не сдаешь?

- У меня всего-то пудов десять будет. Вот с места не сойти, если вру. Еле до нового дотянуть. Ты ж знаешь, сколь у меня едоков-то. - У него дернулась верхняя губа и покраснели, заводянились глаза. - Евдоким Федосеевич, - выдавил хрипло, - не губи детей! Перенеси на осень. Сдам до зернышка. Вот тебе истинный бог - не вру, - и перекрестился.

- Чего ж ты молчал, когда излишки тебе начисляли? - спросил Акимов.

- Меня никто не спрашивал. Зачитали на сходе, и валяй по домам.