Борис Можаев - Мужики и бабы

- А что? - сказала Варя возбужденно. - А ведь, ей же богу, неплохо придумано. Решили на бюро... Все свои люди. По крайней мере, откровение будет полное.

Теперь и Марии эта затея стала казаться не такой уж нелепой. Она вспомнила вчерашнюю чистку в Веретье, хамскую Сенечкину демагогию, растерянного председателя колхоза, пристыженных колхозниц в красных сарафанах и подумала: здесь, по крайней мере, если кто и струсит, то узнают только свои. На людях краснеть не придется. Два-три учителя что и увидят - не в счет.

Через несколько минут вернулись в комнату все преображенные до неузнаваемости, все будто выросли на вершок, подтянулись, поздоровели и одновременно вроде старше стали.

- Ой, Костя, какой ты красивый! - ахнула Варя. - Прямо настоящий артист.

- А я? - спросил Бабосов.

- У тебя ворот, как хомут, - ответила Варя. - А ты, Дмитрий Иванович, просто фраер.

- Настоящая контра с бородой и вообще патентованный эксплуататор, засмеялась Мария.

- Но, но! Полегче на поворотах!

- Ребята, это что ж выходит? Я главный организатор, и в чине всего лишь штабс-капитана? Не выйдет. Дайте мне подполковничьи погоны! - Бабосов потянулся к подоконнику за погонами с большой звездой.

- Сними с них звезды - будешь полковником, - усмехнулся Успенский.

- А мне, пожалуй, усы наклеить надо. Ведь меня все знают, - сказал Костя.

- Вон возьми в коробке, - указал на койку Бабосов. - Хоть бороду наклей.

- Перестань! - остановил его Успенский. - А то тебя в усах не узнают? Ты будешь завербованным белой разведкой, понял?

- Правильно! - подхватил Бабосов и отстегнул у активистов офицерские погоны: - Вы тоже завербованные. Но вам еще рано офицерские погоны, вот вам солдатские, - сунул из коробки им зеленые погоны.

- Погоди, а это что за кожанка? - спросил Костя, поднимая с койки кожаную куртку.

- Комиссарши, - ответил Бабосов. - Кажется, Любки Яровой.

- Дай сюда! - схватил ее Успенский и к столу: - Маша, ну-ка встань!

Мария встала, тот натянул на нее кожанку, застегнул на все пуговицы. Она оказалась впору.

- Мать честная! Дак ведь это ж Маруся-атаманша! - ахнул Бабосов. - Айда с нами!

- А я? - надула губки Варя. - Одна я здесь не останусь...

- Ладно, пойдешь с нами и ты, - согласился Бабосов. - Будешь держаться поодаль, случайного прохожего изображать.

Зажгли два фонаря "Летучая мышь". Проверили "оружие". Настоящий наган был только один, у Кости Герасимова, остальные бутафорские. Разбились на две партии: Бабосов с двумя активистами и с Варей пошли на заречную сторону.

- Смотрите, не заберите там членов бюро! - предупредил Костя активистов. - Они знают о нашей затее. Всю игру испортите.

- Ладно, командовать буду я, - сказал Бабосов.

- Значит, взять там четырех человек, привести сюда, запереть в кладовую, - повторил задание Костя. - Знаете, где они живут?

- Знаем, - сказали активисты.

- Ну, пошли... - Бабосов запел: - Из Франции два гренадера...

- Тише ты ори, гренадер! - одернул его Костя.

- А может, у меня прилив энтузиазма?

- Вот барбос!..

На улице, посвечивая во тьме фонарями "летучая мышь", разошлись в разные стороны: Бабосов со своей группой нырнул с берега вниз, к реке, а Герасимов, Успенский и Мария прошли вдоль деревенского порядка по направлению к больнице.

- Начнем с того конца, - сказал Костя, - чтобы не таскать с собой лишних людей.

Первый, к кому они зашли, был сельский уполномоченный по заготовкам Федот Бузаев, по прозвищу "Килограмм".

- Кто там? - отозвалась на стук из сеней хозяйка.

- Васюта, открывай! Герасимов.

- Что вас черти по ночам носят? - заворчала хозяйка. - Вот баламуты, прости господи. А то за день не успеете наговориться.

Она первой вошла в избу, не подозревая ничего дурного; за ней гуськом конвойные. На пороге Герасимов споткнулся:

- Что у вас за порог? Прямо какой-то лошадиный барьер, - сказал недовольно.

- Вота, заметил родимый... А то ты не переступал его ни разу, да? отозвалась хозяйка. - Пить надо поменьше. Залил глаза-то. Вот тебе и барьер.

- Но-но, поосторожней выражайся!

Герасимов, пригибая голову, - над порогом были полати - посветил на кровать, где из-под лоскутного одеяла высовывалась косматая голова Килограмма.

- Федот, вставай! - сказал Костя. - Собирайся!

- Чего? - Федот разинул пасть и звучно зевнул.

- С репой поехали. Говорят, собирайся! Кончилась Советская власть. Переворот. Ну?

- А! - Федот тревожно вскочил, скинув с груди одеяло, и захлопал глазами: - Какой переворот, товарищ Герасимов?

- Я тебе не товарищ, а господин. Офицеры пришли, отряд Мамонтова. Видишь, полковник! - указал на Успенского.

- Вижу, вижу, - согласно замотал головой Федот. - Я сейчас, сейчас... А ты, значит, этим самым, международным агентом был?

- Давай пошевеливайся! Не то я тебе покажу агента кулаком по сопатке.

- Сей минут, - заторопился Федот.

- Куда ж ты его от малых детей? - всхлипнула хозяйка.

- Не хнычь, - сказал Герасимов. - Никуда он не денется. Проверят его и отпустят.

- Насчет какой проверки то есть? - настороженно застыл Федот, прикрываясь штанами.

- Ты уполномоченный? - спросил Герасимов.

- Ну!

- Излишки выколачивал? А небось свой-то хлеб припрятал.

- Дак что, и новая власть требует излишки? - спросил Федот. - Тогда я сейчас, все вам покажу... И в амбаре, и в чулане. Берите, что хотите, а меня только оставьте в покое.

- Собирайся! Ты коммунист? - спросил Костя.

- Ну какой я коммунист, товарищ Герасимов... Одна дурость моя, и больше ничего.

- Пошли, пошли, - подталкивал его на выход Герасимов. - Там разберемся.

- А ты не вздумай идти по дворам, - обернулся Успенский к хозяйке. Солдаты сразу арестуют.

- Что же мне делать с малыми детьми? - опять всхлипнула хозяйка.

- Васюта, ты мне веришь или нет? - участливо положил ей на плечо руку Герасимов. - Это ж проверка, понятно? Допрос снимут и отпустят его. Ну кому нужен твой Килограмм? Не буди детей! К стаду вернется.

- Да, да... ты не бойсь, - говорил бодро Федот. - Я ж не то чтоб с целью обогащения старался. Брал по малости. Господа офицеры разберутся. Они народ образованный, не то что мы, дураки.

Когда они вышли из избы, Мария потянула за рукав Успенского, давая знак ему остановиться.

- Иди, мы сейчас догоним, - сказала она Герасимову, и когда тот с Килограммом отдалился, добавила: - В избе брать нельзя - детей перепугаем... Надо вызывать на улицу.

- Это верно... Шуму меньше, - согласился Успенский.

Очередного члена сельской ячейки вызывали на двор.

- Матвей, выйди на минуту! - упрашивал его Костя.

- Входи в избу, - послышалось из сеней.

- Нельзя... Партийная тайна.

- Тогда говори через дверь.

- Да ты что, очумел? О партийных делах орать на всю улицу?

- Ладно, сейчас выйду, - сдавался Матвей.

Таким манером вызвали и еще двух человек. На улице им освещали фонарем лицо и говорили строго: