Борис Можаев - Мужики и бабы

А на свадьбе счастливой была. Свадьбу играли - денег не жалели. Отец быка трехгодовалого зарезал. А Бородины хор певчих нанимали. Служба шла при всем свете - большое паникадило зажигали. Как ударили величальную "Исайя, ликуй", - свечи заморгали. Попов на дом приглашали. От церкви до дома целой процессией шли, что твой крестный ход: впереди священник в ризах с золотым крестом, за ним молодые, над их головами венцы шаферы несут, дьякон сбоку топает с певчими.

- Да ниспошлет господь блаженство человеку домовиту-у-у, провозглашает священник поначалу скороговоркой, а в конец певуче-дребезжащим тенорком.

- А-асподь бла-а-аженство, - ухает басом дьякон, как из колодца, только пар изо рта клубами.

- Че-ло-ве-ку до-мо-ви-ту-у-у, - речитативом подхватывает хор, разливается на всю улицу.

Но священник не дает упасть, замереть последней ноте, и поспешно, наставительно звучит снова его надтреснутый тенорок:

- Иже изыди купно утро наяти делатели в виноград сво-о-ой!

Надежда не понимает, что значит "утро наяти делатели в виноград свой". Но ей хорошо, сердце обмирает от приобщения к какой-то высокой и непостижимой тайне.

А народ валом валит, и за молодыми хвостом тянется, и по сторонам стеной стоит. Надежда ловит быстрый шепот да пересуды:

- Щеки-то, будто свеклой натерты...

- Да у нее веки вроде припухлые. Плакала, что ли?

- Чего плакать? От радости, поди, скулит. Вон какого молодца окрутили!

- Говорят, она колдовского роду... Видишь, прищуркой смотрит...

- Бочажина... Все они из болота, все колдуны...

А уж гуляли-то, гуляли. Три дня дым стоял коромыслом. А на четвертый день собрались опохмелиться; пришла баба Стеня-Колобок, Митрия Бородина жена, про нее говорили: что вдоль, что поперек; и загремела, как таратайка:

- Татьяна! Максим! Наталья! Чего нос повесили? Иль не знаете, что с похмелья делают? Вот вам лекарство! - хлоп на стол бутылку русско-горькой...

Максим поставил вторую:

- Эх, пила девица, кутила, у ней денег не хватило!

И понеслось по второму кругу:

- Зови Ереминых!

- Дядю Петру кликни!

- Евсея не забудьте!

- А Макаревну, Макаревну-то!

- Поехали в Бочаги!

Собрались на пяти подводах. А долго ли? Лошади на дворе стояли. Взяли водки три четверти, два каравая ситного да калачей - к Нуждецким в калашную сбегали да колбасы взяли у Пашки Долбача и понеслись.

Приезжают в Бочаги к Обуховым - целый обоз. Василиса выглянула в окно, так и обомлела:

- Ба-атюшки мои! Чем их поить да угощать?

Она как раз белье стирала после трехдневной гулянки.

- Не горюй, сваха! Не хлопочи! У нас все есть!

Четвертя на стол - грох! Колбасу, калачи ситные... Гору навалили.

Ну, хозяйка свинины нарезала, яичницу сотворила, огурцы, капуста... И давай гулять по второму кругу.

И-эх, прощай, радость, жизнь моя.

Знаю - едешь от меня...

Нам должно с тобой расстаться.

Ой, расстаться навсегда.

Ой, чтой-то сделалось, случилось

Да над тобой, хороший мой?

Глаза серые, веселые

На свет больше не глядят...

Да разуста твои прелестные

Про любовь не говорят...

За столом пели, пели...

- А ну, пошли по селу?!

- Дак четвертый день... Вроде бы неудобно?

- Неудобно днем вору воровать, так он ночью крадет. А мы что, воры, что ли? Пошли!

Вывалили всей кумпанией:

Эх, что кому до нас,

Когда праздник у нас?

Мы зароемся в соломушку

Не найдут нас.

А было это на Седмицу сырную... Масленица! И впрямь праздник. Вот тебе, едут по селу горшечники. Две подводы - полные сани с горшками. А Степанида-Колобок да Макарьевна горшками в Тиханове торговали, оптом скупали их. Ну, им все горшечники знакомые. Вот Степанида подбегает к горшечнику:

- Тимофей, на сколь у тебя горшков-то в повозке?

- На четыре рубля.

- Беру все твои горшки.

- Мелех, а у тебя на сколько?

- У меня на три рубля.

- Плачу за все! А ну, открывай возы! Снимай брезент! Бабы, мужики, навались, пока видно!

Она первой выхватила два горшка, подняла их над головой и - трах! Вдребезги.

- Бей горшки на глину!..

- За счастье новобрачных!

И давай пулять горшками. Поставят их вдоль дороги, как казанки в кону.

- А ну, сколько сшибешь одним махом?

- Какой у него мах? Он на ногах не стоит. Задницей, может, ишшо раздавит...

- Я не стою на ногах? Я?!

- Держите его, а то он морду об каланцы разобьет!

- Кому в морду? Мне? Да я вас...

- Что, кулак чешется? Ты вон об горшки его, об горшки...

- Расшибу!

Трррах! Трах-та-тах... Брр!

Так вот отгуляли свадьбу, и уехал он, как в песне той поется: "Нам должно с тобой расстаться". Два года на пароходах да четыре на войне... Она уж и забывать его стала.

- Ну что ж, в любви не повезло - в деле свое возьму.

Перед самой войной прислал он ей денег - сто семьдесят рублей. Она и пустила их в дело. За пятнадцать рублей место купила на тихановском базаре - полок деревянный. В Москву съездила за товаром. Два саквояжа мелочи привезла: чулки, да блузки, да платки. Но больше все шарфы газовые, как развесила их на полки: голубые, да зеленые, да желтые. На ветру вьются, как воздушные шары, - того и гляди - улетят. Куда тут! Полбазара на поглядку сбежалось.

- Нет, она колдунья. Смотри, к ней толпой валят покупатели. Это их шишиги толкают. Ей-богу, правда! Вот бочажина!

Из галантереи - мелочь серебряная хорошо шла: брошки, перстеньки, сережки. Особенно крестики брали. Война! Ну и пугачи с пробками. Бывало, не успеет в Агишево путем въехать, как ее окружат татарчата:

- Пробкам есть?

- Есть, есть.

Тысячами продавала. Пальба по базару пойдет, как на охоте.

Свекровь видит - вольную взяла баба... Ну к ней:

- Деньги с выручки в семью!

- Нет, шалишь! Я и так за двух мужиков ургучу.

Митревна каждое лето брюхата (это сноха старшая). Она и в войну ухитрялась родить. К мужу ездила. Он на интендантских складах служил. А Настенку, вторую сноху, чахотка бьет.

- Кто пашет, кто косит, кто стога мечет? Я! Так вам еще и деньги мои подай. Дудки! Дураков нет!

Надежда упряма, но свекровь хитра:

- Ладно, девка, торгуй, если оборот умеешь держать... Только возьми меня в пай!

- Давай!

Поехали они в Пугасово на двух подводах. Купили две бочки рыбы мороженой: судак, лещ, сазан. Свекровь встретила на станции тихановского трактирщика, напилась в чайной водочки:

- Ты, эта, девка, поезжай с Авдюшкой. А я тут шерсть приглядела... глаза черные, так и бегают. Ну цыганка! - Я, эта, с трактирщиком ладиться буду...

Какое там ладиться! Не успела Надежда лошадей покормить, как свекровь с трактирщиком в санках домой укатила.

Ну, поехали они с рыбой на ночь глядя. Дорога дальняя - тридцать верст, да раскат за раскатом... Авдей парень неуклюжий, сырой... Шестнадцать лет, а он лошадь запрячь путем не умеет. Вперед его пустишь - дорогу путает. Сзади оставишь - в ухабы заваливается, постоянно останавливать приходится, бежать к нему, сани оправлять. Под Любишином загнал в такой раскат, что и сани опрокинулись, и лошадь из оглоблей вывернуло. Она к саням побежала, уперлась в бочку... Да разве ей поднять? В бочке пудов двадцать.