Борис Можаев - Наледь

Катя еще не видела его таким возбужденным и теперь все острее понимала, что дело не шутейное затеял Сергей и что быть буре.

Потом Зеленин показал ей свой старый проект строительства рудничного поселка в Солнечном. Потом долго рассказывал, сопоставлял оба варианта старый и новый, синельниковский.

- Ну, как? - спросил он наконец.

- По-моему, Сергей прав.

Зеленин усмехнулся.

- Это еще ничего не значит. Вот если он выстоит, тогда другое дело.

- Так надо помочь ему!

Зеленин пристально посмотрел на нее и серьезно сказал:

- Да, надо. Кстати, Синельников срочно отозвал Воронова с рудников. Завтра он приедет. Так что будем готовиться.

Они расстались по-дружески.

Воронов приехал с рудников пополудни и, не заходя домой, явился прямо в кабинет Лукашина. Его зеленая куртка была заляпана белесой подсыхающей грязью.

- Эко тебя разукрасило, деятель! - встретил его Лукашин.

- С самого рассвета добирался, - Воронов потянулся к графину с водой.

- Может, отдохнешь с дороги-то? А вечером поговорим.

- Чего ради откладывать? - возразил Воронов, выпив одним махом воду из стакана.

- Ну, как знаешь. - Лукашин нажал кнопку, и немедленно вошла секретарша. - Неля, позови Синельникова, Дубинина и Зеленина.

- Хорошо, Семен Иванович! - Неля вышла.

Лукашин усадил Воронова в кожаное кресло, а сам зашагал вокруг стола, заложив руки за спину.

- Признаться, не ожидал я от тебя такого. - Лукашин, по своему обыкновению, смотрел куда-то в сторону, мимо Воронова. - Ну что ж, будем решать совместно. Дело-то серьезное.

"Не скоро тебя склонишь к решению", - думал Воронов, оглядывая кабинет начальника. Все здесь было солидно, внушительно: и длинные столы, покрытые зеленым сукном, и массивный из серого мрамора чернильный прибор, изображающий маяк, и над столом морской пейзаж с портальными кранами, подаренный заезжим художником, и мягкая мебель, и бархатные коричневые шторы. Среди всего этого внушительного великолепия сухонькая фигура Лукашина чем-то смахивала на тихого служителя музея. Воронов перевел взгляд на свои болотные запыленные сапоги и вдруг заметил, что каблуки его как раз придавили голову жар-птицы в малиново-синем оперении с огненным венчиком. Он невольно подобрал ноги. "Черт возьми, а уж ковер зачем? Только и ходить по жар-птицам в наших сапожищах".

В кабинет вошли сначала Дубинин с Синельниковым, потом Зеленин, он незаметно подмигнул Воронову. Они уже виделись. Перед тем как зайти к Лукашину, Воронов на минуту заскочил в производственный отдел и на тревожный Катин вопрос: "Ну, что у тебя?" - ответил скороговоркой: "Все будет хорошо..." Ему хотелось увидеть ее, успокоить. Хоть бы руку пожать... Деликатный Зеленин вышел из кабинета, и они обнялись.

- Сережа, милый, я боюсь за тебя...

- Все обойдется, - утешал ее Воронов.

- Рассаживайтесь, - предложил Лукашин, - да к столу поближе. И давайте начинать без лишних слов.

Он удобно уселся на свой высокий жесткий стул; его голубые кроткие глаза привычно отыскали ближнее, справа, окно, а там - в синеющей дымке дальнюю полоску берега и сосредоточенно застыли: со стороны казалось, что он весь ушел в себя, что ему нет никакого дела ни до собравшихся, ни до этих разногласий. - Будете сообщение делать, Петр Ермолаевич? - спросил он, не меняя позы.

- Да! - Синельников встал. - Собственно, делать подробное сообщение нет смысла. Причина нашего маленького заседания всем известна. Мы имеем дело с совершенно беспрецедентным фактом - начальник участка Воронов самовольно, превысив не только свою власть, но, я бы сказал, власть начальника Управления, приостановил строительство рабочего поселка на рудниках. Это не просто недисциплинированность - здесь срыв плана. Поэтому мы должны крайне серьезно подойти к выяснению мотивов поступка Воронова и, по возможности, принять согласованное решение по этому вопросу. - Синельников думал, что мягко выраженной объективностью речи он будет выгодно отличаться от неизбежных резкостей Воронова и тем самым даст почувствовать, что это он - Воронов - невозможен в своих выпадах и волей-неволей обходиться с ним надо строго.

Зеленин, разгадав скрытый замысел Синельникова, усмехнулся; Дубинин старательно потер пятерней свои щетинистые волосы, и недоуменное выражение на лице его еще больше усилилось. И только Лукашин оставался совершенно непроницаемым.

Воронов встал, расстегнул планшетку и выложил на стол пачку чертежей.

- Главный инженер обвинил меня в превышении власти, в срыве производственного плана. - Он тяжело придавил кулаком чертеж и поглядел исподлобья на Синельникова. - Я ездил на рудники не затем, чтобы показать свою власть. И не задумывался над тем, какой у нее предел, у этой моей власти. И нужно ли задумываться о пределе власти, когда требуется разумное решение?

- То есть, по-вашему, что разумно, то вам и подвластно? - спросил его Синельников.

- По крайней мере, я не пройду мимо головотяпа, бьющего оконные стекла или уличные фонари, - повысил голос Воронов. - Пусть на мне нет милицейского мундира, но я схвачу его за руки.

- Ну, с точки зрения милицейского мундира легко установить предел разумного, - насмешливо заметил Синельников.

- Я две недели прожил на руднике не как праздный соглядатай. - Воронов поднял чертежи. - Я изучил и эти проекты - старый и новый варианты - и в большой мере ту местность, где должен строиться поселок. Разумеется, все это я делал не с той целью, чтобы показать свою власть.

- Какие же мотивы руководили вами? - спросил Синельников.

- Очень простые. Я думал о том, что в этом каменистом ущелье должны жить люди. Да, да! Жить на тех булыжниках, где и цветника не разобьешь, не говоря уж об огороде.

- Да, это верно - огородникам там делать нечего, - заметил Синельников.

- Изложите, деятель, свои выводы, - попросил Лукашин, которого стала раздражать эта перепалка.

- Основной вывод заключается в том, что строить поселок в ущелье нельзя. И вот почему. Ущелье это не только каменистое - оно лишено солнца. Три часа в сутки, и то летом, бывает там солнце. А самое неприятное ущелье подвержено сильной наледи. Толщина льда весной местами достигает трех-четырех метров. До самого августа, залеживается там лед, и с ним вместе держится погребная сырость. А там будут жить рабочие, вырастать их дети. Мы должны построить там школу, детские сады. Сами подумайте, товарищи, что это за детский сад, куда солнце и не заглянет? Что это за поселок, где летом вместо мягкой травы оледенелые булыжники? Я полностью разделяю протест наших заказчиков - рудокопов. Они не хотят жить в том ущелье. К тому же там возможен силикоз из-за близости рудника. Они требуют строить поселок в Солнечном. И я согласен с ними. Нельзя лишать людей солнца и радости во имя грошовой экономии на автобусных перевозках. И к тому же строительство поселка в ущелье обойдется значительно дороже. Вот мои подсчеты. - Воронов вынул пояснительную записку, сшитую из нескольких листков. - Можете познакомиться с ними. Строительство в речном ущелье вести неизмеримо труднее, чем в сухой долине. Рабочие буквально в воде тонут. Вот почему я прекратил строительство поселка.