Владимир Набоков - Две лекции по литературе

Вернувшись в Ионвиль, Эмма узнает у служанки, что ей нужно срочно быть у господина Омэ. В аптеке она попадает в обстановку бедствия: первое, что она видит, - большое опрокинутое кресло; но хаос вызван лишь тем, что семейство Омэ яростно варит варенье. Эмма ненастойчиво пытается разузнать, в чем дело; но Омэ напрочь забыл, что хотел ей сказать. Позже выясняется, что Шарль попросил его сообщить Эмме со всеми предосторожностями о смерти ее свекра - новость, которую она принимает совершенно равнодушно, когда Омэ выпаливает ее наконец после яростной инвективы против юного Жюстена, который, посланный за запасным тазом, принес таз, лежавший в каморке в опасной близости от синей банки с мышьяком. Тонкость этой замечательной сцены в том, что настоящая новость, настоящая информация, полученная Эммой и отпечатавшаяся у нее в памяти, - в том, что имеется банка с ядом, хранится там-то, у Жюстена есть ключ от комнаты; и хотя в данную минуту она погружена в упоительный туман измены и не помышляет о смерти, эти сведения, вплетенные в известие о смерти старика Бовари, останутся в ее цепкой памяти.

Незачем подробно разбирать уловки, которыми Эмма пользуется, чтобы вынудить у бедного мужа согласие на поездки в Руан для встреч с Леоном в их любимой гостиничной спальне - которую они скоро начнут считать собственным домом. В это время Эмма достигает с Леоном высшей степени счастья: ее сентиментальные озерные мечты, ее детские грезы под напевы Ламартина, все исполнилось - есть и вода, и лодка, и любовник, и лодочник. В лодке оказывается шелковая лента. Лодочник говорит о каком-то весельчаке Адольфе, Додольфе, - который недавно катался на лодке с приятелями и дамами. Эмма вздрагивает. Но понемногу ее жизнь, будто ветхие декорации, начинает осыпаться и разваливаться. Начиная с 4-й главы третьей части поощряемая Флобером судьба с изумительной тщательностью принимается за уничтожение Эммы. С технически-композиционной точки зрения это точка схода, где смыкаются искусство и наука. Эмма ухитряется кое-как подпирать шаткую ложь об уроках музыки в Руане; и так же готовые обрушиться векселя Лере она на время подпирает новыми векселями. В сцене, которую можно назвать одним из примеров контрапункта, Омэ требует, чтобы Леон развлекал его в Руане в то самое время, когда Эмма ждет Леона в гостинице, - эпизод гротескный и очень смешной, напоминающий эпизод в соборе, с Омэ в роли привратника. Разгульный маскарад в Руане Эмме не в радость - она понимает, до какого нечистоплотного общества она опустилась. Однажды, вернувшись из города, она получает уведомление, что все ее имущество будет распродано, если в двадцать четыре часа не уплатить долг, составляющий теперь 8000 франков. Начинается ее последнее путешествие, от одного человека к другому в поисках денег. Все персонажи сходятся в трагической кульминации. Сперва она пытается выиграть время.

" - Заклинаю вас, господин Лере, еще хоть несколько дней!

Она рыдала.

- Ну вот! Теперь слезы!

- Вы приводите меня в отчаяние!

- Подумаешь! - сказал Лере и запер дверь".

От Лере она едет в Руан, но теперь Леон хочет от нее отделаться. Она даже предлагает ему украсть деньги у него в конторе: "Адская смелость лучилась из ее горящих глаз; веки сладострастно смежались, она подстрекала его взглядом. Леон почувствовал, что воля в нем слабеет под немым воздействием этой женщины, толкающей его на преступление". Его обещания оказываются пустым звуком, в назначенное время он не приходит. "Он пожал ей руку, но пальцы ее оставались неподвижны. У Эммы не было сил ни на какое чувство.

Пробило четыре часа, и, повинуясь привычке, она, словно автомат, встала с места, чтобы ехать обратно в Ионвиль".

Идя по Руану, она должна уступить дорогу вороной лошади, которой правит виконт Вобьессар или кто-то на него похожий. Она возвращается домой в том же экипаже, что и Омэ, по дороге пережив опустошающую встречу с отвратительным нищим слепцом. В Ионвиле она обращается к нотариусу Гильомену, который пытается ее соблазнить.

"Забыв о своем халате, он полз к ней на коленях.

- Останьтесь! Умоляю вас! Я вас люблю!

Он схватил ее за талию.

Волна крови залила щеки г-жи Бовари. Лицо ее было ужасно; она отскочила и крикнула:

- Вы бесстыдно пользуетесь моим отчаянием, милостивый государь! Я женщина несчастная, но не продажная!

И вышла".

Затем она идет к Бине, и Флобер меняет точку зрения - вместе с двумя женщинами мы наблюдаем сцену через окно, не слыша ни слова.

"Сборщик, по-видимому, слушал и при этом так таращил глаза, как будто ничего не понимал. Эмма все говорила нежным, умоляющим тоном. Она придвинулась к нему; грудь ее волновалась; теперь оба молчали.

- Неужели она делает ему авансы? - сказала г-жа Тюваш.

Бине покраснел до ушей. Эмма взяла его за руку.

- О, это уж слишком!

Тут она явно предложила ему нечто совершенно ужасное, ибо сборщик налогов - а ведь он был человек храбрый, он бился при Бауцене и Люцене, он защищал Париж от союзников и даже был представлен к кресту - вдруг, словно завидев змею, отскочил далеко назад и закричал:

- Сударыня! Понимаете ли вы, что говорите?..

- Таких женщин надо просто сечь! - сказала г-жа Тюваш".

Оттуда, чтобы передохнуть, она идет к Ролле, старой кормилице, и, ненадолго поверив, что появится Леон с деньгами, она "вдруг... вскрикнула и ударила себя по лбу: словно молния в глухой ночи, пронизала ей душу мысль о Родольфе. Он так добр, так деликатен, так великодушен! Да, наконец, если он даже поколеблется оказать ей эту услугу, она всегда может заставить его: довольно одного взгляда, чтобы вновь вызвать в нем погибшую любовь. И вот она пустилась в Ла-Юшетт, не замечая, что теперь сама бежит предлагать себя, сделать то, что недавно так возмущало ее, ни на секунду не видя в этом бесчестья". Выдуманная ею для тщеславного пошляка Родольфа история перекликается с реальным происшествием в начале книги, когда бегство реального нотариуса привело к смерти предшественницу Эммы, первую госпожу Бовари. Ласки Родольфа обрываются на ее мольбе дать взаймы 3000 франков.

"Ах, вот зачем она пришла!" - сразу побледнев, подумал Родольф. И очень спокойно ответил:

- У меня нет денег, сударыня.

Он не лгал. Будь у него деньги, он, конечно, дал бы, хотя делать такие великолепные жесты вообще не слишком приятно: ведь денежная просьба - это самое расхолаживающее, самое опасное из всех испытаний любви.

Несколько минут Эмма глядела на него молча.

- У тебя нет!..

Она несколько раз повторила:

- У тебя нет!.. Мне бы следовало избавить себя от этого последнего унижения. Ты никогда не любил меня! Ты не лучше других!..

- У меня нет денег! - отвечал Родольф с тем непоколебимым спокойствием, которым, словно щитом, прикрывается сдержанный гнев.