Андрей Назаров - Песочный дом

Скоро по городу дали отбой, и люди, поднятые бомбежкой, вернулись к дому с узелками и детьми. У линии оцепления они сбились в толпу и переговаривались шепотом, подавленные близостью затаившейся в доме смерти. По вспышкам в окне догадались, что бомба в комнате Данаурова. Квартиры, пробитые бомбой, к счастью, оказались пусты: жильцы или находились в эвакуации, или прятались в убежищах. Сам Данауров, глухой и дряхлый старик, был у своей сестры, чьим попечением и существовал.

Стоял конец августа, сквозил сухой ветер, обещавший скорые холода. Люди, выскочившие налегке, стали мерзнуть и роптать. Плакали дети. Громко тянули носами красноголовые братья Сопелкины, жавшиеся вокруг матери. Авдейка молча дышал в ухо маме-Машеньке, всматривавшейся в угрюмую глубину двора.

Вдруг неожиданное изумление волной прокатилось по толпе, спало и прокатилось снова, дробясь в разноголосом: "Песок, песок, песок..." Бомба, предназначенная уничтожить жизнь дома, оказалась начинена песком. Никак не складывалось: бомба и песок. Но уже кто-то вспомнил о бомбах с вывернутыми детонаторами, об антифашистах, выдирающих смертные жала и начиняющих снаряды песком. "Антифашисты... немецкие антифашисты", - пронеслось в ожившей толпе непривычное сочетание.

- Ура! - закричал Алеша Исаев. - Ура немецким антифашистам! Чего скисли, Сопелки? А ну, разом!

- Ура! - отозвались Сопелки.

- Ничего, родной мой, потерпи, - в счастливом возбуждении шептала мама-Машенька, тиская Авдейку онемевшими руками. - Война теперь быстро кончится, раз и там есть люди. Не долго ей нас мучить. Правда, Глаша?

Глаша, стоявшая рядом, прижимала к груди шкатулку и беззвучно шевелила губами.

- ...а лесгафтовские теперь от зависти лопнут, - верещал каверзный Сопелка. - У нас бомба, а у них - шиш!

- Ура! - кричал Алеша Исаев. - А ты чего, Сахан? Ура!

- Ты, чем орать, подумал бы, - угрюмо отозвался бледный, выросший из одежды подросток. - Как это за здорово живешь в бомбу песок сыпать?

- Так антифашисты же, Сахан! Антифашисты!

- Бабка надвое сказала, - пробормотал Сахан и медленно побрел вдоль линии оцепления, нашаривая в кармане тяжелую связку ключей. У ворот соседнего, лесгафтовского двора он рывком проскочил оцепление и исчез в темноте.

Вскоре милицию сняли, и люди бросились по квартирам к обновленному опасностью счастью тепла и жизни.

- Вы подумайте, - сказала Машенька, наткнувшись в коридоре на дядю Колю-электрика, невозмутимо шествующего тореадором. - В бомбе песок. Какие-то герои, антифашисты, его насыпали. Ведь что с ними могут сделать - подумать страшно.

- А я не думаю, - парировал дядя Коля.

- Да они же спасли нас! Она за стеной, в шестом подъезде лежит, эта бомба.

- А я вообще не думаю, - снова парировал дядя Коля и сделал выпад: - И вам, мама-Машенька, не советую. Думать только начни, а там и жить не захочешь. Уж я знаю.

- Тьфу тебя! - энергично ответила Глаша, выдувая дядю Колю из коридора. Пойдем, Машенька-мама, душу отведем. Ну и страху я натерпелась.

До глубокой ночи витали под разломанной крышей призраки неизвестных героев, а их баснословный подарок лежал тупой, темной тяжестью в комнате четвертого этажа. Мальчишкам увидеть бомбу не удалось - квартиру и крышу сторожили.

# # #

Подобрав ключи к пустующей квартире пятого этажа, Сахан подкрался к пролому и прислушался. Потом сунул в рваную дыру обрывок кабеля, свисавший из развороченной перегородки, и спустился по нему, оказавшись на груде извести. В стороне черным оустком выделялась выпотрошенная бомба. Сахан шагнул к ней, присел на корточки и по запястья запустил руки в сыпучую массу, растекавшуюся возле устья. Вытянув пригоршни песка, он просеял его сквозь пальцы, тщательно вслушиваясь в сухой шелест. И еще раз. И еще.

На рассвете на него наткнулся заспанный пожилой охранник.

- Ты как здесь? - спросил он. - Живешь, что ли?

Сахан поднял на него отсутствующий взгляд и не ответил.

- Дивишься, - решил охранник, пнув бомбу сапогом. - Ну дивись. Увезем скоро. Бывает. Песок, правда, редко, чаще детонаторы портят. Есть люди.

Сахан снова промолчал. Охранник вгляделся в бескровное лицо подростка с неестественно взрослыми чертами и, растерявшись, полез за папиросами.

- Теперь как-то реже, - продолжал он, примеряясь к мятой пачке, - а поначалу часто не взрывались.

- Шлепают их, поди, вот и реже, - произнес Сахан и хриплым смешком прочистил горло.

- Так за тебя же, дура, - уродуя пачку, ответил охранник. - За тебя и шлепают.

Сахан поднялся на затекшие ноги, стряхнул с ладоней песок и шагнул к выбитой двери. В проеме он обернулся и еще раз взглянул на бомбу, определившуюся на свету хищной обтекаемостью линий.

- Как же, за меня. Держи карман шире, - сказал Сахан. - Много для меня чего делали, чтобы теперь в бомбы фуфло сыпать.

Он спустился к дворницкой, достал связку ключей и вытряс из кармана песок. Отворив дверь, на ощупь отвернул кран и долго держал руки под холодной струёй, избавляясь от зуда в ладонях.

# # #

Тем же утром бомбу увезли на переплавку, а пролом в крыше заложили до времени обрывками ржавой жести. В очередях у ближайших распределителей дом окрестили Песочным, и скоро слух об удивительной бомбе забылся за тревогами подступающего фронта.

# # #

Единственным, кто не поверил в бомбу, был глухой старик Данауров, в чью комнату она упала. Он не был у сестры, как полагали, а мирно спал в глубоком кожаном кресле, задвинутом в конец коридора к теплой стене с дымоходом, благодаря чему остался не замеченным саперами. Рухнувшая бомба сильно встряхнула его. Данауров открыл глаза, потрогал деревянный предмет, попавший на колени, чихнул от поднявшейся пыли и с тем снова уснул.

Утром, когда взволнованная сестра написала на оберточной бумаге: "К тебе упала бомба!!!" - и широко раскрыла руки, демонстрируя ее размеры, он тонко улыбнулся и вручил сестре предмет, оказавшийся паркетиной. Потом проковылял в свою комнату и осмотрелся: никакой бомбы, конечно, не было. Песок на полу и дыра в потолке легко объяснялись качеством соседей и потолков. "Бомба, произнес Данауров, погружаясь во внутренний монолог, - огромная. У меня в комнате. А я жив и разговариваю с этой хитрой старухой. Они ломают мой потолок и кормят меня сухарем, чтобы доказать, что идет война с немцами, которая четверть века как кончилась. Все у них обман - и бомбы, и потолки, и сухари, и войны. И как им не скучно?"

О Данаурове ходила история, утверждавшая, что в прошлом веке он был молод и не только хорошо слышал, но, вопреки своей профессии, верил услышанному. Данауров был адвокатом. Доверяя чистоте рук и помыслов страждущих подопечных, он брался за самые безнадежные дела, всегда их проигрывал и считался адвокатом десятой руки.