Андрей Назаров - Песочный дом

- Как? - Кащей насторожился. - Ты это про что, начальник?

- Ладно, после разберемся. Идем, коли приглашаешь.

Распахнув подъездную дверь, Кащей придавил ее ногой и посмотрел на Еремеева, Тот понял и прошел первым. Дверь захлопнулась, и пылающий любопытством Сопелка помчался в обход дома.

- Будто вымерли, - сказал Еремеев, шагая мрачным коридором, утопленным в глубине дома.

- От тебя попрятались, - пояснил Кащей.

Перед своей дверью он остановился, прислушался - тихо. "Хоть крестись, подумал. - Хоть крестись".

- Не испугаю? - прошептал Еремеев.

- Пуганая. Не таких видела, - ответил Кащей и пинком растворил дверь.

Открылась сумеречная комната с огромным незастеленным столом мореного дуба, изрезанным ножами и стеклами. За торцом стола спиной к двери сидела женщина, перед ней стояла пустая бутылка, наполовину залитый стакан и, резко выделявшаяся на черном, груда белого меха.

- Мать... - начал Кащей и осекся, разглядев обращенную к матери оскаленную звериную морду. - Ты что, мать?

Женщина обернулась на голос. Распущенные волосы ее лежали на плечах, на белой блузке, открывавшей шею, и Кащей, который привык видеть ее всегда в черном, всегда склоненной над столом или мусором, всегда в терпеливом ожидании, в тишине и скорби, едва признал в этой женщине мать.

- Мужика свово пропиваю, - объяснила мать. - С утрева Михей-придурок похоронку принес. Вот и бутылку тоже. Да ревел в три ручья, прогнала я его.

- Михей горазд, когда не дерется, так плачет, - ответил Кащей, обрадованный, что не самому рушить на нее горе, что не новость уже, с утра вживается, и добавил: - А ты красивая, мать.

- Моя красота сынами изошла, - неторопливо ответила мать. - А что была из себя видная - это верно. Вот меня отец твой и углядел. Поди погодка твой, в колонии. И стриженую, и в холщовке - а углядел да дыру в заборе проломал. Сквозь эту дыру к нему и лазала, там и Ваньку зачала, первенького. Тебя через него Ванькой и записывать не хотели - куда ж, говорят, двух Ванек, путать только. А я уперлась - как в воду видела. Вот Ванька со мной и остался. И этот... - Она подняла стакан и звонко ударила об оскаленную пасть. - С каким жила, с таким и поминаю. Да ты еще легавого привел.

- Мать... - начал Кащей.

- А ты не супроти, - оборвала мать. - Намолчалась я, теперь говорить буду. Да начальника не суй мне в глаза, сама вижу. Что он мне? Садись, коли пришел, начальник, гостевать будем, я обхождение знаю. Ставь, Ванька, стаканы и бутылку с грудков вынай, ей на столе место. Хлеба тащи, селедки. Мне одной лень, а компанство мое дохлое, даром что скалится. Да садись ты, начальник, попросту давай. Верно, недавно у нас?

- Да это Еремеев... - сказал Кащей.

- Петрович! - воскликнула мать. - Да как же это? Ох, и пожгли тебя, сердешный! Не признала, видит Бог, не признала.

- Меня и мать родная не признает, не то что... - Еремеев снял фуражку, присел к столу и обтер ладонью бугристую кожу под волосами. - Благодарствую.

Кащей поставил стаканы и потянулся убрать со стола песца.

- Не тронь! - прикрикнула мать. - Он мне, может, душу вправил. Я, может, теперь про жизнь свою и узнала, вот она вся на роже его написана - пасть красная, зубы белые, гляделки стеклянные. Ну да ладно. - Она откинулась на стуле и смерила взглядом Еремеева. - Какая ни была, а своя, другой не дадено. Выбрось его к шутам, нагляделась.

Еремеев опередил Кащея, ухватил песца за шиворот и умял под стол.

- Откуда зверюга, мать? - спросил Кащей, заподозрив неладное.

- Не знаю. Верно, Бог сподобил - с мужиком проститься. Да сказала же, нагляделась.

- Так вот за чем, начальник, пожаловал.

- Ты это брось, - ответил Еремеев и встал, зажав стакан в обезображенной руке. - Помянем Поликарпа Иваныча. Как ни жил он - а счеты свел. И погиб доблестно.

Еремеев вытянул стакан, нагнулся, подобрал с пола выскользнувшего песца и, занюхивая, ткнулся в него лицом.

Тут с грохотом ввалилась внутрь фанерка, прикрывавшая разбитое стекло, в нем, как в фотографической рамке, вспыхнула ошарашенная рыжая голова, тонко вскрикнула и исчезла.

- Застеклил бы, хозяин, - сказал Еремеев.

# # #

Любознательный Сопелка несся по двору, не попадая в повороты и отталкиваясь руками от выраставших на пути углов и стен дома. Ударившись в суровую толпу братьев, он долго и беспомощно разевал рот, а потом выпалил:

- Видел! Все... видел! Там Еремеев с белым таким - вроде собака, только не живая.

- Песец! - воскликнул Авдейка.

- Ну да. Нашли у него песца этого.

- И что теперь?

- Известно что, - ответил умудренный Сопелка. - В тюрьму теперь. Откуда у Кащея песец? Да еще денег куча. Ворованные, как пить дать. Вот и в тюрьму. Правда, Сахан?

Сахан не ответил, только придержал ликующую грудь. "И что положено кому, пусть каждый совершит. Споемте, друзья. Совершай, Кащей, твой черед".

- Это кто такой песец, а? - спрашивал Болонка, жадно раздувая ноздри.

Авдейка, ошеломленный появлением у Кащея песца, выброшенного из окошка дедом, неожиданно вспомнил какую-то историю про черное в белом лебеде. Было много лебедей, и в одном из них что-то черное - в злодее или в мачехе. Он поймал себя на том, что смотрит на Сахана, и отвел глаза. История пропала, и он забыл о ней.

- С поличным, так это называется, - вспомнил умудренный Сопелка. - И браты влипли, и Кащей влип. Вот и построили танк.

- Только стриглись зазря, - сказал Сопелка-скептик.

Лесгафтовские переглянулись и молча ушли. Сопелки сжались поникшими бутонами, а Сахан унес напряженный, распираемый звоном барабан.

Песец, мертвый зверь, белой нитью прошил Песочный дом, выявляя прихотливую связанность людей, и ускользнул - пушистый и оскаленный, как невоплощенное желание, - а теперь остановился на Кащее и пометил его для тюрьмы. Что-то приоткрылось этим песцом, и Авдейка увидел, но не осилил пониманием. Сахан отнес барабан и, мучимый бездеятельностью, снова вышел во двор. Мелькнула история про черное в белом лебеде, но Сахан скрылся в подворотне, и история пропала.

- А все-таки будет танк или нет? - спросил незначительный Сопелка.

Никто ему не ответил. Из раскрытой двери домоуправления тянуло сыростью и таинством подземелья.

- Пойду домопродава напишу, - сказал Сопелка-секретарь.

- Смотри, попадешься, он у себя сидит.

- Пусть сидит, теперь все равно.

Сопелка достал из кармана мел, равнодушно переделал надпись и захлопнул дверь "Домопродава Пиводелова А. А.", который сидел в своем мрачном убежище, механически заполняя платежную ведомость.

# # #

Дурные сны мучили Пиводелова. Были они хаотичны, полны мрачной сумятицы, как осеннее небо, и, как небо, неуловимы. Но со временем очертания туч сгустились, и неряшливый старец в лиловых подтеках заслонил внутренний взор домоуправа.

Вчера Пиводелов принял снотворное, быстро уснул и, избавившись от кошмара, мирно поигрывал по маленькой в покер в избранном кругу антикваров. И все было бы хорошо, не получи он под самое пробуждение королевское каре. Тут он сильно надбавил, но партнер, заподозрив блеф, ответил и в свою очередь надбавил втрое. Пиводелов ответил, выложил на стол каре против трех тузов партнера и тонко улыбнулся, но, к своему изумлению, обнаружил, что король треф исчез. "Обманули!" - торжествующе проскрипел партнер, и, подняв глаза, Пиводелов узнал в нем исчезнувшего короля - проклятого старикашку, кутавшегося в живописные лохмотья.