Леонид Нетребо - Мидии не родят жемчуг (рассказы)

...Они прогуливались по привокзальной площади, наполовину заполненной легковыми автомобилями - встречи и проводы... Сейчас романтическая уверенность, порожденная ночным аэровокзалом, усиливалась соседством с Ольгой - совершенным белым существом, плывущим над задумчивым "цоком" белых босоножек, которыми уверенно, без напряжения, управляли высокие, крепкие ровные ноги. Сергей боялся опустить глаза - подобие страха высоты. Он что-то говорил и говорил, извлекая из памяти все энциклопедические знания об этом городе, подбадриваемый вежливыми поворотами хлопковой головы и случайными касаниями локтей.

Необычно воодушевленный, он все же не выказывал суеты, поэтому, когда объявили посадку, не смел проявить спешку, конечная цель которой поскорее оказаться вместе с новой знакомой в салоне. А очень хотелось. Сейчас он обязательно устроится в среднем кресле, рядом с Ольгой, как бы невзначай, на что имеют право знакомые люди. Наверное, он займет чужое место, не беда тот, кто придет позже, с билетом, купленным в этом "промежуточном" городе, сядет на место Сергея. Они взлетят, и, дав круг над ночным, опутанным желтыми гирляндами, пылающим мегаполисом, унесутся в солнечную страну, туда, где...

Но произошло то, чего Сергей и опасался. Его, как это часто бывало, опередили: когда они с Ольгой подошли к своему ряду кресел, среднее место уже было занято, на нем сосредоточенно ерзал, усаживаясь поудобнее "согласно купленному билету" мужичишка лет сорока, небольшой, потрепанный, но довольно крепкий на вид. Предложить ему пересесть, чтобы спасти уходящую из-под контроля ситуацию, - на это у Сергея не хватило духа. Он горько констатировал: очередная случайность, ставшая препятствием. Сколько уже раз в жизни какой-нибудь пустяк - именно пустяк, мелочь, чепуха - обязательно мешал свершиться значительному, желанному. Причем, для одоления преграды всегда достаточно было - всего лишь - пренебречь условностями: нужно было выбежать из строя, протянуть руку и вытянуть кого-то из толпы, громко крикнуть поверх голов, выйти вон на виду всего зала... Всего лишь... Но...

Ольга села у окна, Сергей занял свое крайнее от прохода кресло.

- Валерка, - представился девушке мужчина, театрально кивнув в ее сторону, при этом, не глядя, небрежно сунул ладонь Сергею. В этом прочитывалось уверенное панибратство, против которого очень трудно бороться: приходится либо принимать предложенные правила игры, либо сразу отвергать всякий контакт. Но для такого "отторжения" нужна решительность и смелость. К тому же, не принимая легкости отношений, которые, в общем-то, ни к чему не обязывают случайных попутчиков, всегда имеется риск выглядеть смешным в глазах этих самых попутчиков. Да и вообще, Сергей, как и всякий мало-мальски вежливый человек, такие строгие подходы к случайным знакомствам не применял.

- Валерка, - повторил сосед, поворачиваясь к Сергею, который в это время покорно пожимал протянутую секундой раньше юркую крепкую ладонь, и добавил: - Джокер. Фамилия такая. Джокер. Приятно, ей-богу. Вы тоже на море? Ну да, а куда еще, что за вопрос? Думал: что за соседи будут? Смотрю: самое то!... Бывает, знаешь, черт те что, ни рыба, ни мясо. - Завершая процедуру знакомства, легонько двинул локтем в предплечье Сергея. - Весело лететь будем!... - и кивнул в сторону Ольги: - Вы, я вижу, только что познакомились, а?

Сергею показалось, что последней фразой, с акцентом на "только что", Джокер ставил Сергея на место: "Знаю - не твое, мы тут равны. А если точнее, я ближе, ты - с краю". У Сергея испортилось настроение.

Когда Сергей внимательнее рассмотрел нового соседа - на это хватило пяти минут, - то утвердился в мысли, что резкий упадок настроения имел под собой большие, чем мужское соперничество, основания...

Несмотря на теплый вечер, из которого несколько минут назад появились в салоне новые пассажиры, Джокер был облачен в рубашку с длинными, даже слишком длинными рукавами, из-под которых тем не менее зловеще синела непонятными фрагментами плотная татуировка. Рубашка, видимо, по принципу "все мое при мне", выполняла не только роль одежды, но и заменяла бумажник и портмоне, поскольку имела два больших нагрудных кармана, вздутых от содержимого и прочно задраенных металлическими зипперами. Застегнутый воротник, облегающий шею по всей высоте, похоже, никогда не знал свободы от верхней пуговицы, что характерно для редких людей, которые не расстаются с галстуком даже в домашней обстановке. Но по посадке стриженной под ежик бычьей головы, чуть нависающей над грудью, и резким поворотам жилистой шеи, которая, криво выворачиваясь на бока, то и дело приминала ворот к плечам, трудно было полагать, что Джокер когда-нибудь имел в гардеробе такую деталь, как галстук. Можно было наверняка предположить, что несезонная одежда скрывала под собой некую картинную галерею, весьма почитаемую на лесоповалах, но невыгодно характеризующую ее пожизненного демонстратора в местах более уютных. К тому же улыбающегося Джокера с потрохами выдавали глаза - на землянистом, почерненном неволей лице. Сергею это было знакомо: запавший в черные глазницы водянистый взгляд, уверенный, быстрый, неискренний. Сергей боялся людей с таким взглядом. Небольшой опыт и богатая интуиция подсказывала: от водянистых глаз можно ожидать чего угодно. Они, как правило, принадлежат волку, временно свободному от клетки, которого на коротком поводке вывели погулять в людное место. Который с затаенной ненавистью, ряженной в сытый прищур, зыркает на весь виноватый в его злоключениях мир. Не доверяйся - обманет, не сближайся - собьет с ног, не протягивай дарящую руку - откусит.

Первый раз он увидел такие свинцовые глаза, когда ему было семь лет. Он возвращался домой мимо сонного полуденного сквера, тихим задумчивым первоклассником Сережей, одетым в мешковатую форму, под гнетом тяжелого ранца, заставлявшего наклоняться по ходу медленного движения.

- Эй, - окликнул со скамейки взрослый парень, похожий на старшеклассника-переростка, - подойди сюда.

Сережа подошел.

- Курить будешь? - парень протянул пачку сигарет. Сережа увидел черную жирную татуировку в виде змеи, уползающей под рукав футболки. - Молодец, что не куришь, - ласково одобрил парень, - курить вредно. Тогда рассказывай, как учишься.

Сергей от чистого сердца рассказал о себе все: про школу, про папу с мамой, про бабушку. Парень смотрел на него ясными водянистыми глазами на загорелом лице, чуть склонив набок коротко стриженную голову. Эти глаза явились новостью для Сережи. Ничего подобного наблюдать еще не приходилось: парень молчал и почти не двигался, а глаза быстро менялись. Из равнодушных они становились вдруг как у мамы - ласковыми и нежными. Затем ни с того, ни с сего темнели, как у папы, когда он не в духе. Затем без всякого перехода наглели - как у уличного хулигана Васьки. А то вдруг будто переворачивались и делались озорными - словно у вокзальной цыганки, которая однажды гадала маме (позже дома обнаружилось, что пропал кошелек). И даже, используя бабушкину лексику, превращались в демонстративно-непорочные - это уже сходство с соседской собакой Шельмой, которая, говорят, ночью ворует кур, а днем, бегая по улице, честно виляет хвостом в адрес обитателей улицы (однажды Шельма, подкравшись сзади, укусила Сережу за щиколотку - просто так).