Николай Никитин - Это было в Коканде

- Что такое? - говорил он, размахивая руками. - Стариков, джигитов моих - Сапара, Баймуратова - сняли... сына... Что это? Старых джигитов снимают. Какие джигиты? Храбрецы... Что такое? Как мне жить?

- Короче. Что тебе надо? - спросил Карим.

- По рукам надо... Руки руби! Людей надо выручать. Как можно... - Он нагнулся к столу и, усмехаясь, тихо сказал: - Так и до меня доберутся?

Карим пожал плечами.

- Что за стрельба у вас в Беш-Арыке? - спросил он.

- Кто-нибудь попугать вздумал. Не знаю, - ответил Хамдам.

- Дураки, - сказал Карим. - Врага бьют, а не пугают.

Слова эти точно ледяной водой обдали Хамдама.

В эту минуту в салон-вагон зашел Юсуп. Увидев Хамдама, он хотел повернуть обратно, но Хамдам уже протянул Юсупу руку и подмигнул.

- Здравствуй. Бранюсь... - проговорил он.

- Зря. Не стоит, - сказал Юсуп, потом улыбнулся, подошел к Иманову и поздоровался с ним.

- Зря ты пожар затеял... Вот что! - сказал Хамдам и оглянулся на Карима.

Карим сидел в кресле, сжав губы, равнодушно поглядывая на обоих. Юсуп подошел к письменному столу. Вид Хамдама поразил его.

- Ты важный стал! - сказал он. - Но лучше было бы тебе прийти в район на наше собрание, чем отнимать время у товарища Карима. Там бы мы поговорили. Лучше бы было!

Хамдам усмехнулся:

- Район! А с кем мне там разговаривать?

Он торжественно приложил руку к орденам и сказал:

- Если бы не Карим, я бы по-своему поступил! Знаешь, как мы привыкли... - он стукнул кулаком по столу. - А то район!

- Тише, - перебил его Карим.

- Да как же?.. Я не скрываю своей души. Я весь тут! - сказал Хамдам, взмахнув руками и представляясь несчастным. - Всё клевещут!.. А клевета хуже пули. Вот дело Абита! Алимат болтал, а я расплачивайся.

- А при чем теперь дело Абита? - сказал Юсуп.

- Ну как при чем? Тогда была клевета. И сейчас клевета.

Хамдам погрозил Юсупу пальцем:

- Все случается в мире из-за клеветы.

- Я не понимаю, чего ты беспокоишься? Кто тебя трогает? Никто, сказал Юсуп.

- Я не из тех, у которых за чужим делом и в июне рука зябнет. Я не за себя хлопочу... - ответил Хамдам. - Ну, не справились люди. Вот и все! А если и был у кого какой непорядок или неправда, ну что поделать... Люди! И мулла сбивается с пути, если увидит золото... Пересмотреть надо! Быстро решаете.

- Мне сейчас некогда... - вдруг прервал его Карим. - Заявление твое мы обсудим в комиссии. Вызовем тебя, если надо будет!

Хамдам вытер ладонью бритую вспотевшую голову. "Что-то я сказал? Не то я говорю, что ли? - подумал он. - Уходить надо?"

Не прощаясь ни с Юсупом, ни с Каримом, он надел фуражку. Затем вышел из вагона, тихо позвякивая шпорами. Весь его пыл, вся его злость, с которыми он поехал сюда, куда-то рассеялись. "Что со мной? - сказал он себе. - Или правду говорят, что у ветхой одежды нет тепла!"

Он не понимал: что случилось?

22

Хамдам и не мог этого понять... Случилась очень простая вещь. Карим, прочитав внимательно доклад Юсупа, сразу догадался, что своим острием он направлен против Хамдама, хотя Юсуп не предъявлял Хамдаму никаких обвинений. Однако постоянные указания и упоминания, вроде "ставленник Хамдама", "родственник Хамдама", "человек Хамдама", "испуганный Хамдамом", "бывший джигит Хамдама", ясно намекали на то, что эти люди были орудиями одной воли. Вывод этот напрашивался сам собой, и у человека, ознакомившегося с докладом, не оставалось никаких сомнений, что лица, перечисленные в списке, как рабы, послушны Хамдаму.

Поступки их - систематическое разрушение колхозов, расточительность, вредительство в самой разнообразной форме, воровство, провокации, антисоветский дух и антисоветские высказывания - также не подлежали сомнению... Все это было подкреплено наблюдениями, выводами.

После прочтения доклада вставал вопрос: а где Хамдам? Почему он не попал в список?

Поэтому, когда Хамдам выступил защитником поименованных в списке людей, Карим сразу почувствовал всю неловкость положения. "Дурак!" подумал он о Хамдаме и немедленно прекратил разговор.

После ухода Хамдама Карим встал с кресла и подошел к вагонному окну. Окна были наглухо закрыты от пыли. Карим поглядел в окно... На полотне железной дороги возле вагона расхаживали люди, собравшиеся на прием. Неподалеку от вагона стоял Хамдам и, размахивая плеткой, висевшей у него на правой руке, разговаривал о чем-то с Вахидовым. За насыпью стоял караул, красноармейцы из войск ГПУ.

- Скажите, это в вас стреляли в Беш-Арыке, в двадцать четвертом году? - вдруг тихо проговорил Карим, обращаясь к Юсупу.

- В меня, - ответил Юсуп.

- А я этого не знал... - сказал Карим. - Садитесь, пожалуйста. Что вы стоите?

Юсуп сел.

Доклад Юсупа лежал сверху на папке. Взяв его и подержав перед собой, точно любуясь им, Карим сказал:

- Прекрасный доклад. Я уже поставил резолюцию.

Юсуп обрадовался. Маленькие розовые пятнышки от волнения показались у него на щеках.

- Я хотел откровенно заявить, товарищ Карим... Это еще полдела... проговорил он, кивнув на свой доклад. - По совести, район заражен. Я не предлагаю решительных выводов. Формального права не имею... Доказать ничего не могу. Формально, конечно! Надо ревизию бухгалтерскую, техническую... Расследование надо сделать уже не моими средствами, а соответствующими органами.

- Так, так... - пробормотал Карим. Он медленно покуривал папиросу. То есть органами Блинова.

- Конечно... - сказал Юсуп. - Что я один? Но я убежден: в районе сидит контрреволюционная организация... А во главе ее Хамдам. Он прячется, но это чепуха. Организация - пятьдесят точек... Вот тут Хамдам вам жаловался. А он именно такой, у которого даже в июне за чужим делом рука зябнет... Хамдам хитер. Он понимает: хлопотать можно... Это еще не преступление. И пророк ласкал зятя. Дело не в этом... Ну, как по-вашему... - продолжал Юсуп. - Неужели эти стрелочники не имеют начальника станции?

- Хамдам? - полуспрашивая, полуудивляясь, проговорил Карим.

- Кто в Беш-Арыке самый большой человек? - тем же тоном сказал Юсуп.

- Он участвовал в целом ряде противобасмаческих операций... Неужели это - маска? - спросил Карим.

- Ну, а что! - волнуясь, ответил Юсуп. - Я давно знаю Хамдама. Две души! Но две ноги в одном сапоге не уместятся... Также и две души спорят в теле. Хамдам ста-арый враг... советской власти... у-укрытый враг! - сказал Юсуп, заикаясь.

Это внезапное заикание было результатом все той же травмы, нанесенной в 1924 году. Но проявлялось оно чрезвычайно редко, только в минуты сильного волнения, - тогда речь Юсупа замедлялась, он произносил слова, как будто скандируя их, и от этого они становились более выпуклыми.

- Хочу поднять этот вопрос в комиссии... Как вы смотрите на это? спросил Юсуп. - Стоит подымать?

Карим почесал подбородок, будто пробуя - хорошо ли он выбрит... "А ведь хромой будет настаивать, не остановится... Да, да!" - подумал он об Юсупе. Он почувствовал, что в эту минуту защищать Хамдама невозможно и опасно и нет никакого смысла вовлекать еще в это дело комиссию. Он улыбнулся.