Виктор Никитин - Новое содержание

Так и сказал. Глаза у жены увлажнились: "Вы же понимаете, мне надо, чтобы у него все работало!" - "И будет работать, обязательно, - успокаивал ее Владимир Иванович. - Это вопрос психологии". И потом уже обращался к Сергею Николаевичу: "Я читаю вас иногда в газете. Вот выйдете и порадуете нас новыми статьями".

И вставали стены древнего Путивля, и опускался мрак на землю, и солнечное затмение было недобрым предзнаменованием. И хор поселянок звучал протяжным плачем. И спрашивал Сергей Николаевич у жены: "Как Ерошка-то остался жив?"

И приходил уролог для консультации, и говорил, что надо было сразу ставить постоянный катетер, а не мучиться понапрасну. И закрывались глаза в надежде забыться, и у жены Сергея Николаевича открывалось дыхание для следующего испытания. Прокалывать брюшину? Ну, уж нет. Инвалида мне из него хотите сделать? Жене надоедала эта затянувшаяся эпопея. И покупала она то, что нужно, а не то, что было. И все менялось чудесным образом.

Однажды механизатору Ивану надоело есть и спать в бессмысленном ожидании. Или это он надоел всем своим беспощадным храпом. Когда ему сказали, что можно отправляться к себе домой, он сразу не поверил: "Целую неделю продержали! За что, спрашивается?" Покинул палату радостный и тяжелый.

Военный аэродром за окном жил теперь и ночной жизнью. Вертолеты, самолеты постоянно взлетали и садились, успокаиваясь лишь на короткие перерывы. Морячок Ромка стоял у окна и восхищенно комментировал отдельные моменты: "Это "сушки", летал на них. На базе нашей, в Камрани. Я однажды в такой операции во Вьетнаме участвовал, что до сих пор рассказать не могу, а десять лет уже прошло. Ребята у нас в спецназе как на подбор были!"

Приходил отец Ромки, маленький, сморщенный, с седыми кудрями; он молча и терпеливо выслушивал Ромкину галиматью, покорно терпел до самого конца посещения, ставил на тумбочку сына пакет кефира, пряники, что-то из домашних припасов, спрашивал, что ему еще нужно, иногда вздыхал, потом так же покорно уходил. Я тоже вытерплю, говорил себе Сергей Николаевич, все терпят.

Он начал учиться ходить. Первые движения у него же самого вызывали болезненный смех - так все мучительно и неловко обстояло. Помогала жена. Она обнимала его, поддерживая за локоть. Вдвоем выходили в коридор. Свободный конец катетера, подогнутый и перетянутый резинкой, Сергей Николаевич опускал в карман. Дело шло своим чередом. Владимир Иванович улыбался навстречу: "Ну вот видите!" После непродолжительной прогулки конец освобождался в туалете. Там же Сергей Николаевич неожиданно испытал возбуждение: растравили мне все, гады. "Поможешь мне рукой?" - "Дурак, - зашептала напуганная жена. - Тебе же нельзя". - "Можно. У меня психоз. Он попытался улыбнуться: - Ты одна, голубка лада..." - "Да-да, - перебила она его, - я одна винить не стану. Сердцем чутким все пойму, все тебе прощу". Она знала, что и как говорить.

С Ромкой снова что-то приключилось. Вдруг помрачнел, забеспокоился - и когда успел? откуда взял? - глаза округлились, в решимость ударились. "Уйду я от вас скоро. Надоело. Без меня тут лечитесь". Перебинтовал себя заново, бандажом стянул покрепче. Все повторял: "Но-но, седьмое меня не добьет". И к окну - за аэродромом наблюдать. Часами так стоял, сопровождая то затихающий, то нарастающий рокот. На летном поле тоже что-то сделалось - гул теперь стоял беспрерывный.

И однажды под утро, когда Сергей Николаевич проснулся от яркой вспышки близкого света с улицы и свиста вертолетных лопастей, он увидел вдруг Ромку в камуфляже у распахнутого окна. Морячок подмигнул Сергею Николаевичу и уверенно сказал: "Это за мной. Ребята мои прибыли. Ну, бывай, братан!" Встал на подоконник и спрыгнул наружу.

Сергей Николаевич в это поверить не мог. Однако он это видел. Всполошились все, конечно. Николай запоздало кинулся, словно руками хотел воздух зацепить - куда там! Внизу, на асфальте никаких следов не нашли. Куда подевался Ромка, так и осталось невыясненным. Приходили и из милиции по незавершенному делу, и еще какие-то неясные личности в камуфляже. Складывалось впечатление, что морячок кого-то опередил. Один Владимир Иванович был спокоен: "Он и не такое выкидывал". Его ничем было не пробить, в отношении Сергея Николаевича - тем более.

Но забылось и это, как забывается любая боль, любой испуг, любое потрясение. И не беда, что чесался шов, главное, что Сергей Николаевич больше не чувствовал себя измученным, угнетенным животным. В палату поступили новые больные, а он прощался с Борисом и Николаем, которым предстояло еще полежать и належать себе выздоровление, - его подготовили к выписке.

День стоял солнечный, теплый, светлый во всех отношениях, без апрельских дураков, потому что это уже был самый конец месяца. Сергей Николаевич научился ходить почти как прежде. Научился сносно улыбаться. Способность распрямить тело воодушевляла. Наконец все прошло. Конечно, физические изменения в результате хирургического вмешательства еще должны были проявиться, и уже проявились пока что в локальной, оправданной мере, но и обещано было улучшение посредством воздействия различных физиотерапевтических процедур. Сергей Николаевич шел вместе с женой и дочерью по улице; многое из прежнего возвращалось уже сейчас.

- Пап, через воскресенье будет "Царская невеста" - закрытие сезона. Посмотрим?

- Оперу не смотрят, а слушают, - поправил он дочь.

- Ну, пойдем? - настаивала она.

- Обязательно.

- А Ерошка там будет?

Словно туман или тяжелый сон. Не с ним.

- Конечно, будет - куда он денется.