Лев Овалов - Болтовня

Я отпустил Гертнера и в одиночестве долго наблюдал очищавшееся от ночных облаков утреннее небо.

* * *

Непрестанное кружение нашей планеты проходит для типографии бесследно: ни одного движения вперед. Мир крутится вокруг солнца, мы же сами вокруг себя. День - ночь, ночь - день полны мучительного однообразия: ночь - тайна, неизвестность, мрак, день - слякотный день, сырость, туман, мразь. Белка в колесе исполнена мечтательного однообразия, она стремится назад. Нам путь назад заказан, вперед не идем, прыгаем на месте и плюем под ноги, авось проплюем землю и провалимся.

- "Ночка темна - я боюся..." - звенит веселый голос Снегирева.

Беспечный голос: ночка темная в голове у парня.

Сегодня у нас заседание, неофициальное заседание, свои люди: побалагурить сошлись.

Удобнейшая комната - завком: всегда пусто. Председатель - человек занятой, в завкоме ему сидеть некогда, и потому тог, кто слаб, приводи баб, покупай вино, выбивай дно и веселись в пустом помещении до потери сознания.

Наша семья дружная, все говорить любители, особенно коли разговор предполагается по душам.

Климов достает грязный, засморканный платок, протирает глаза, приглаживает усы и спрашивает:

- По какому случаю и кем собраны?

Ответа он не получает. Все заняты досужими пересудами, никто не обращает внимания на его вопрос.

Мы терпеливо ждем прихода Жоржика Бороховича.

Но вот и они - спевшаяся и спившаяся тройка - Жоржик, Витька Костарев и Жаренов.

- Желательно посовещаться, - обращается к нам Костарев, - о порядках в типографии.

- Еще бы не желательно, - поддакивает Андриевич.

Жоржик и Жаренов стоят обнявшись, от обоих попахивает водкой - должно быть, хлебнули для смелости.

- Да кто нас сюда собирал? - интересуется Архипка.

- Мы, - веско произнес Витька, указывая пальцем на свою грудь. - Мы инициативная группа, решившая оживить производство.

- Инициативная группа? Так, так, - неодобрительно бормочет про себя Климов.

Жаренов протягивает руку вперед, другую засовывает в карман пиджака и начинает громить типографию:

- Невозможно становится, совсем невозможно. Разве у нас коммунисты есть? Нет их...

Жаренов растерянно обводит глазами присутствующих, точно ищет между ними коммунистов.

- Например, Косач партийный. Разве с него что спросится? Он человек маленький. За все про все будет отвечать администрация. Отвечать-то она будет, а пока нам - маленьким людям - прикажете в гроб ложиться? Продукты дорожают, ни к чему не приступись, никаких денег не хватит, надо требовать прибавку. Прибавки, и больше нам не о чем разговаривать...

Жоржик перебил Жаренова:

- Вообще мы больше не можем. Ни завком, ни ячейка нам ходу не дают... Новый порядок в типографии надо установить. Никакого начальства! Выберем сами себе заведующего, и пошла писать губерния. Что выручим - наше, убыток наш, прибыль наша...

До чего договорились ребята! Откуда мысли такие в голову лезут? Вот я вас, сукиных детей!..

- Это вы-то - Жаренов с Жоржиком - хозяева будете? - спрашиваю я разговорщиков. - Хозяева: один пьяница, а другой "жоржик".

- Как ты сказал? - гневно закричал на меня Борохович.

Со стула нетерпеливо вскочил Алексей Алексеевич Костомаров - метранпаж и честный партиец - и закричал:

- Кого, ребята, слушаете? Жаренов из партии выгнан? Выгнан. За хорошее партийный билет не отнимут. Мало Жаренов хамил, что ли? А вы его слушаете. И Жоржику не сегодня завтра лететь из комсомола. Слушатели! Они вам Советскую власть предложат свалить, вы тоже слушать будете?

- Зачем слушать, и мы говорить начнем, - отозвался Андриевич.

Климов размахнулся, стукнул кулаком по стене, провел пятерней под носом и обругал Андриевича:

- Тут, брат, не говорить: бить надо.

Жаренов замахал рукой:

- Потише!

- Нет, не тише! Нынче спешить надо! - закричал Климов еще громче.

- Какой нашелся!

- Заворачивай, заворачивай в сторону!

- Вот в морду тебе и заверну!

- А это видели?

Борохович сложил из трех пальцев комбинацию.

А Мишка Якушин схватил со стола линейку да как бахнет Бороховича по руке.

Жоржик взвыл.

Его попробовал перекричать Костомаров.

- Не слушайте бузотеров, ребята! Они наговорят себе на голову... Пошли по домам!..

- Требуем прибавки! - завопил Жаренов. - Кто со мной?

К нему пододвинулись Жоржик и Костарев - встали они втроем в углу и вызывающе посмотрели на нас.

Костомаров усмехнулся и внятно произнес:

- Бузбюро. Как есть бузбюро.

- Бюро? Где? - вдруг послышался голос нашего тихого предзавкома Шипулина.

Он стоял на пороге, держа в руке разбухший порыжевший портфель.

- Какое бюро? - еще раз просительно обратился он к ребятам.

- Бузотерское, - насмешливо объяснил ему Климов.

- Шутите? - вежливо и робко усмехнулся Шипулин, подошел к столу и начал копаться в ворохе выцветших бумажек.

- С какой стати шутить? Это ты только шутками занимаешься, - ответил Костомаров.

- То есть как шутками? - обиделся Шипулин.

- А так, - объяснил ему Костомаров. - Делом ты не занимаешься.

Костомаров говорил правду. Шипулин был человек тихни, недалекий, неприметный. Уважением среди рабочих не пользовался и держался на своем месте только благодаря Кукушке, у которого находился в полном подчинении.

- Как тебе не грешно, - беззлобно обратился Шипулин к Костомарову. Ведь я занят круглые сутки.

- Да чем ты занят - заседаниями? - засмеялся Костомаров. - В понедельник у тебя было что?

- В понедельник? - задумался Шипулин. - Бюро кассы взаимопомощи, правление клуба, ячейка Осоавиахима, партийное собрание...

- Во вторник?

- Во вторник? Культурно-бытовая комиссия, комиссия по работе с отпускниками, делегатское собрание...

- В среду?

- Кружок текущей политики, завком, культкомиссия, производственная комиссия да еще открытое партийное собрание...

- А в четверг?

- Библиотечная комиссия, редколлегия стенгазеты и производственное собрание...

- В пятницу?

- В пятницу? В пятницу пустяки. Собрание уполномоченных по профлинии, заседание в культотделе да собрание рабочей молодежи.

- Суббота?

- Только бюро ячейки и шефское общество, даже в баню успел сходить.

- А в воскресенье что делал?

- На собраниях был. Утром собрание уполномоченных кооперации, а вечером собрание членов клуба... Да ты не думай, я на художественную часть не остался - ушел домой газеты читать.

- Какие газеты? - спросил Костомаров.

- За неделю газеты, по будням времени нет, - скромно ответил Шипулин.

Этот разговор шел при всех, и я не знал, то ли смеяться над подковырками Костомарова, то ли жалеть Шипулина.

Помаленечку все разошлись.

Ко мне с Климовым подошел Якушин.

- В клуб не пойдете? - пригласил он нас.

- А для чего идти-то? Не видали мы, как цыганочку пляшут? - сурово отозвался Климов.