Лев Овалов - Болтовня

- Даешь забастовку! - завопил он на все помещение. - Пошли по домам!

- И то, разойдемся, - поддержал Якушина несмелый голос.

На выручку пришел Костомаров.

- Рехнулись, что ли? - по-хозяйски прикрикнул он на волнующихся людей. - Разве у Сытина работаете?

Толпа смолкла.

- Типография советская, власть рабочая, партия большевистская, - кричал увещевавший рабочих Костомаров. - Здесь вам не Европа!.. Хозяева здесь - вы? Так действуйте, черти, по-хозяйски!

Началась суматоха. Каждый предлагал свое. Мелкими льдинками плыли в потоке голосов хрупкие предложения, сталкивались друг с другом, дробились и таяли.

Ночь за окнами потускнела, электрический свет дрожал, становясь на фоне серых окон все более призрачным.

Возбуждение остывало.

Сердце мое билось больнее, еще несколько минут и придет конец - все станут на работу, и завтра начнется то же, что было вчера.

Я положил локти на плечи моих соседей, подтянулся на руках и с отчаянием в голосе воскликнул:

- Братцы, неужто опять пыль из касс ртом выдувать? Что же мы сделаем?

Горячей волной обдал меня густой бас котельщика Парфенова:

- Очень просто: и директора и Кукушку в типографию не пускать! А тем временем ну хоть Костомаров с Якушиным пусть по властям прут: желают, мол, рабочие хорошего хозяина и наваристых щей.

Опять наступила тишина.

Утром по-обычному гудели машины, взметывались тысячи отпечатанных листов, клевали свинец синие воробьи, и только в воротах десять зубоскалящих парней дожидались начальства.

* * *

Свистим! Какой занятый, заливистый свист!

Мы встретили директора я не сказал бы ласково, но внимательно. Он подошел к воротам, но не успел сделать от калитки шага, как перед ним стеной выросли десять отчаянных ребят.

- Тпру! - остановили они Клевцова. - Погоди здесь, сейчас с тобой придут поговорить.

За мной и Костомаровым прибежал Якушин. Мы наскоро обменялись несколькими тревожными словами и побежали во двор. Разумеется, побежали как-никак таких, как мы, считают сотнями, а Клевцов - директор.

- Здравствуйте, товарищ Клевцов! - поздоровался я от имени всех.

Растерянный взгляд директора пробежал мимо нас туда, за стены, в типографию, - он тщетно пытался догадаться о причине нашего странного разговора.

- Что все это значит? - раздраженно и повелительно спросил директор.

- Порядок наводим, - грубо брякнул Якушин.

Костомаров неумело подмигнул мне глазом, я потянул Якушина сзади за брюки. Костомаров коротко и отрывисто передал директору решение рабочих:

- Товарищ Клевцов, мы вас больше в типографию не пустим. Возможно, вы неплохой хозяйственник. Но у нас вы мерили все на свой аршин. Только аршин ваш оказался неправильным, короче обыкновенного. Развалили типографию. Побудь вы еще месяц - типографии крышка. Вам хорошо, вас в другую типографию начальником пошлют, а нам - на биржу идти. Рабочие на собрании решили больше вас в типографию не пускать.

Клевцов побледнел, сощурил глаза и вежливо, даже тихо спросил:

- Позвольте спросить, кого же вы назначили директором?

Ах, бестия! Ты вздумал нас ловить? Нет же, мы тебе не плотва.

- Убери свою удочку дальше! - усмехаясь, ответил я директору, выступая вперед. - Самостийничать мы не хотим. О новом директоре позаботится трест.

- Так извольте жаловаться, а не устраивайте митинги, - сразу меняя тон, сухо заявил Клевцов.

- Мы и пожалуемся, - спокойно отозвался Костомаров. - Но калечить типографию больше вам не позволим.

Терпение Якушина лопнуло, он выскочил сбоку, заслонил Костомарова и грубиянским тоном выпалил в лицо директору обидные слова:

- Чего нам жаловаться! Выгнали тебя - и крышка. Иди ты на нас жалуйся!

Вдруг, еще за воротами, послышался сердитый, приказывающий голос:

- Кто там разговаривает? Немедленно прекратить!

Перед нами появился Кукушка, с поднятым кверху носом, с презрительно сложенными бантиком губами и дерзким выражением глаз.

- Это вы, товарищ Клевцов, с ребятами шутите? - сразу смягчил он голос. - У меня к вам дело... А ну, ребята, по местам, по местам, живо!

Несколько голосов дружно ему ответило:

- Катись...

- Колбаской, - ласково прибавил Якушин.

- За что вы меня, ребята? - почти жалобно буркнул Кукушка и вопросительно взглянул на Клевцова, вероятно, считая директора виновником нашего бурного настроения.

- Бунт! - серьезно сказал Клевцов. - Я уезжаю в трест.

Потом он полуобернулся к нам и почти по слогам кинул угрожающие слова:

- Не беспокойтесь, через два часа в типографии будет порядок, а хулиганам придется отвечать.

Хотел я ему сказать - в своем доме человеку бастовать не приходится, только этот человек не чувствовал себя в нашем доме своим...

Мы молча проводили директора. Но я сразу понял: в типографию он не вернется.

Кукушка оказался глупее.

- Бузотерство? Выступление против руководства? - вызывающе закричал он. - Я иду в райком!

- Иди, иди, мы будем там раньше, - насмешливо откликнулся Костомаров.

Спровадив начальство, мы послали Костомарова в райком, Парфенова в трест, а сами пошли на работу.

* * *

Работа шла лучше обычного. Или это мне только казалось? Да нет, все рабочие находились в возбужденном состоянии и, ожидая дальнейших событий, больше молчали и углублялись в работу.

Пришли сумерки, зажглись огни.

Я был занят в ночной смене и весь день просидел в завкоме, говорил по телефону, советовался с Костомаровым, Якушиным, Парфеновым и дожидался гостей.

Никто не расходился по домам.

Вечером, часов в семь, перед типографией загудела сирена.

Раньше звонка обежала все помещение весть:

- Приехали!

Через несколько минут типография собралась, - все бежали, торопились, никто не задержался, похоже было - пожарные по сигналу торопятся.

Приехали секретарь райкома и председатель треста. Ни Клевцова, ни Кукушки с ними не было.

Секретарь райкома совсем простой, пиджачок не из важных, черная косоворотка, лицом похож на наборщика, сероватый, небритый.

Председатель треста пофасонистее, рубашка голубая, галстук в крапинку, лицо сытое с румянцем, ботинки желтые с глянцем.

Поздоровались мы с гостями.

- Начнем, - говорит председатель треста.

- Шипулин, где ты? Начинать пора! - кричит Якушин.

Оглянулись: Шипулина нет - смылся куда-то. Искать, конечно, не стали, не до него.

- Товарищи, объявляю собрание открытым, - сказал вместо Шипулина Костомаров.

- Не надо... - остановил его секретарь райкома и махнул рукой. - Чего там собрание... Побеседуем просто...

Секретарь райкома потушил мелькнувший было в его глазах смешок и сурово спросил:

- Ну чего вы тут набедокурили? Рассказывайте! - сказал он это очень просто, и одновременно казалось, что он обращается к близким товарищам и нашалившим детям.