Лев Овалов - Двадцатые годы

- Назови имя своего обидчика, - продолжал уговаривать Слава. - Все будет хорошо, обяжем его на тебе жениться, у твоего ребенка будет отец. А если станет артачиться, знаешь, что мы с ним сделаем?

- Ах, ничего ты не сделаешь, - уныло сказала Франя. - Не можешь ты с ним ничего сделать, да я и не хочу...

- Хорошо, я не буду поднимать шума, - сказал Слава. - Но можешь ты мне его назвать?

- Бесполезно, - сердито произнесла Франя, обрывая разговор, который сама же затеяла. - Бесполезно называть. Он женат, у него есть ребенок, и он ничего мне не обещал. Лучше поскорее его забыть и думать только о себе.

- Но как же ты могла... - Это был даже не упрек, Слава действительно недоумевал, как могла Франя совершить такой опрометчивый шаг. - Что тебя толкнуло...

- Ты и толкнул!

- По-моему, сейчас не до шуток.

- А я не шучу... - Франя говорила вполне серьезно, она выплакалась, и теперь, похоже, была даже недовольна тем, что разоткровенничалась. - Кто мне говорил: сделай доклад, сделай доклад...

- При чем тут доклад?

- Вот я и сделала! "Сердечный союз двух членов общества..." передразнила она не то самое себя, не то Славу. - "В свободном обществе матери не будут воспитывать своих детей..." - Розовым кулачком ударила себя в грудь. - А куда я с ним денусь? Вы сами будете коситься, что я без мужа нагуляла ребенка.

"Действительно, что она будет делать с ребенком?" - подумал Слава. Еще одна жертва этого Коллонтая! Жертва легковесных, наскоро написанных брошюр о любви. Впрочем, автор пресловутой брошюры о семье, кажется, женщина. Тем хуже, если женщина способна так легкомысленно высказываться о семье. Слава понимает отчаяние Франи, ребенок ей действительно ни к чему. А что ей делать? Что делать ее товарищам по укомолу? Усыновить всем коллективом и воспитывать сообща? Он слыхал, что в гражданскую войну красноармейцы воспитывали в своих частях сирот. Славные из них получались барабанщики! Но не может же он так, с бухты-барахты, сказать Фране, что ее ребенок будет у них вроде как бы сын полка. А если, не приведи бог, родится девочка? Вот они, реальные последствия диспута...

- Ну я пойду, - уныло сказала Франя. - Ты извини, у тебя доклад, а я к тебе со всякими пустяками.

Хороши пустяки, подумал Слава. Всем им, и Фране в первую очередь, не обобраться хлопот. Д-да, теория и практика. Он думал о Фране, а на ум опять пришла Даша Чевырева. Что бы все они делали, если бы она согласилась на свободный союз мужчины и женщины? Стеной стали бы на защиту Даши, но вряд ли спасли бы ее от пересудов, а может быть, и от чего похуже.

- Не расстраивайся, - сказал Слава. - Как-нибудь я тебе да помогу.

- Ну как ты поможешь? - сказала Франя. - У меня безвыходное положение.

- Я посоветуюсь с Шабуниным, - пообещал Слава. - Афанасий Петрович подскажет.

- Да ты что! - воскликнула Франя. - Ни в коем случае! Он сразу же выгонит меня из комсомола. Ты обещал...

- Не хочешь, как хочешь, - успокоил ее Слава. - Иди отдыхай, что-нибудь придумаем...

40

Таблицы, тезисы, списки...

Слава совсем закрутился, впрочем, как и остальные работники укомола, разговаривал с Франей в течение дня несколько раз, но все о комсомольских делах, о том, что терзало Франю, вспомнил лишь к вечеру.

Все-таки открыться больше некому, как Шабунину. Слава спустился вниз, заглянул к нему в кабинет. У Шабунина сидели посетители. Спустился через полчаса - посетители. Спустился еще раз - опять посетители. Досада! В третий раз хотел закрыть дверь, но Шабунин сам окликнул:

- Заходи, заходи, вижу! Как там конференция? Написал доклад?

Слава вошел бочком, не хотел надоедать.

- Вы уж извините меня, - обратился Шабунин к двум понурым посетителям, вызывал их, должно быть, для разноса. - После договорим, а пока усвойте то, что вам сказано. Юноша этот ко мне уже третий раз приходит, а у него конференция - дело серьезное, нам тоже есть о чем поговорить.

Слава остался с Шабуниным наедине.

- Доклад написал?

- Написал.

- О людях, о людях побольше. Цифры цифрами, но покажи людей. Примеры. Хорошие. И плохие. Посоветуйся с Кузнецовым. На просвещение, на просвещение делай упор...

- Да я, Афанасий Петрович...

- Новых людей надо ввести в комитет. Прикидывали - кого? Я бы хотел заранее знать, на ком вы остановите выбор.

- Да я, Афанасий Петрович...

- Не суетись. Ты - руководитель. Солиднее держись, ты уже не мальчик...

- У меня к вам особое дело, Афанасий Петрович...

- Что еще?

- Да с Франей, Афанасий Петрович, с Вержбловской. Авария.

- Какая еще там авария? Она, кажется, неплохо работает?

- Работает она честно...

- Так чего с ней стряслось?

- Вот то-то, что стряслось... - Слава рассказал Шабунину о признании Франи. - Прямо ума не приложу.

- А от кого?

- Не говорит.

- Ну и пусть не говорит. Значит, не хочет. Значит, нечем хвалиться.

- А как быть?

- Вот я и сам думаю, как быть. Задал ты мне, парень, задачу. В таких делах, брат, я тоже не очень силен. Вот что: рабочий день кончился, пойдем-ка ко мне домой. Кстати, и пообедаешь у меня.

Пропустил вперед Славу, остановился возле Селиверстова.

- Пошел домой, вернусь часа через два, меня не ждите.

Славе еще не приходилось бывать у Шабунина дома. Афанасий Петрович повел его переулком, мимо крохотной типографии уездного исполкома.

- Совсем рядом.

Афанасий Петрович указал на типографию.

Слава не понял.

- Рядом с типографией живем, - пояснил Афанасий Петрович. - Жена у меня здесь работает. Наборщицей.

Слава не знал, что жена у Шабунина работает.

Домишко, в котором жили Шабунины, через дом от типографии, в сенях, как в любой деревенской избе, всякая рухлядь, метлы, ведра, скребки.

Быстров любил устраиваться на жительство с комфортом, селился в помещичьих домах, занимал лучшие комнаты, а Шабунина комфорт, кажется, мало заботил.

Комната Шабуниных не лучше комнаты Ознобишина, стол, стулья, две железные койки, застланные суконными солдатскими одеялами, книжный шкаф с бронзовыми гирляндами, привезенный, должно быть, из чьего-то имения, и невзрачный шкаф для одежды.

И жена у Шабунина под стать ему.

- Варюша, покормишь нас? - обратился Шабунин к жене. - Это Ознобишин, знакомься.

- Накормить накормлю, - приветлива сказала Варюша. - Только угощать нечем, щи да каша.

- А чего еще? - в тон ей отозвался Шабунин и даже подмигнул Славе: Добрая жена да жирные щи - другого добра не ищи.

Щи и каша - не велики разносолы, да предложены от души, давно Слава не обедал с таким аппетитом, как у Шабуниных.

- А теперь, - сказал Афанасий Петрович после обеда, - покопайся в моих книгах, а я с Варварой Никитичной чуток посекретничаю.

Но никуда Варвару Никитичну не увел, присел с ней на койку, обнял за плечо рукой и зашептал.

Слава старался не слушать, рассматривал книжки, у Шабунина все больше политическая литература - Ленин, Маркс, Бебель, Плеханов, Каутский, но невозможно ничего не услышать, до Славы несколько раз донеслось имя Франи, должно быть, Шабунин советовался с женой, как помочь девушке.