Лев Овалов - Двадцатые годы

- Афанасий Петрович! Сейчас выборы... - Ох, как непросто высказать свой вопрос: - Я сниму сейчас свою кандидатуру?

- Ду-у-рак ты...

Рассердился Шабунин?.. Нет, глаза все такие же, укоризненные и ласковые, на него нельзя обижаться.

- Ни в коем случае. Никаких отводов. Работа укомола одобрена, а ты заявишь о своей непригодности? Отчет одобрен, а секретаря не выбрали! Прямой упрек укомпарту. Пусть тебя выберут честь по чести, а там...

Дошли до клуба.

- А там поглядим, - сказал Шабунин и пошел на второй этаж по узкой деревянной лестнице, на две ступеньки опережая Ознобишина.

Славе стало жалко себя. Направо пойдешь - коня потеряешь, налево пойдешь - самого убьют...

А Шабунину жаль было отпускать этого паренька, иногда неуверенного, а иногда слишком самоуверенного. Не всегда и не все у него получалось, но старался он честно. Афанасий Петрович любил Ознобишина, как, впрочем, любил всех этих мальчишек и девчонок, которые собрались сейчас в клубе на выборы. Они хорошо нам помогают, думал о них Шабунин. Нам... Он не знал слова "мне". Нам, мысленно говорил он, думая об укоме, о малоархангельских коммунистах, о партии. Поэтому и приходится иногда расставаться даже с теми, кого жалеешь и любишь, думал он, для дела, ради завтрашнего дня...

На верхней площадке, перед тем как войти в зал, Шабунин остановился и еще раз заботливо посмотрел на Ознобишина.

- Тут уж не обижайся, - сказал Афанасий Петрович. - Провожать тебя будем без музыки. Это важно не только для тебя, но и для других, все следует обращать на пользу делу.

42

Минутное дело провести организационный пленум укомола, избрать секретаря, президиум, назначить заведующих отделами... Полчаса, от силы час, и можно вздохнуть, позволить себе передышку.

Окончание конференции приурочили к обеду, чтобы делегаты успели засветло разъехаться, добраться к ночи до дому, а кому путь немалый, с ночевкой, так хоть на другой день обязательно прибыть домой.

Только членам укома придется задержаться, пока то да се, глядишь, еще день со счетов.

- Пошли, пошли, товарищи!

Новоизбранные члены уездного комитета собираются в тесном кабинетике Ознобишина. Рядом со Славой Железнов и Ушаков. Что ж, им еще долго работать вместе...

У двери Коля Иванов, рядом с ним Даша Чевырева, впрочем, теперь она не Чевырева, а Уфимцева. "Как хорошо, что мы простили ей свадьбу, - думает Слава. - Как развернула работу в волости! Волком партии не нахвалится сейчас комсомольцами. Ее заслуженно выбрали в уком..." Глаза у Даши поблескивают, энергия в ней так и бьет ключом. А вот Сосняков... Его, конечно, нельзя было не избрать, один из самых серьезных комсомольских работников во всем уезде. Но в излишней скромности его не упрекнешь, этот не сядет у стены, садится у стола, в центре, точно он невесть какое значительное лицо. Он и в город приехал за два дня до конференции, зашел на минутку к Ознобишину, небрежно поздоровался: "Как ты тут? Работаешь? Ну, работай, работай..." - и исчез. За два дня Слава его больше не видел, были у того свои дела в Малоархангельске. У Славы складывается впечатление, что Сосняков рвется на работу в укомол. "Не рановато ли? - думает Слава. - Конечно, когда-нибудь он попадет в Малоархангельск. Когда-нибудь..." Позади Соснякова Вержбловская. Славе не очень по сердцу, что ее выбрали кандидатом. Но девушек, девушек не хватает... Впрочем, учет у нее в порядке, все по полочкам.

Открывается дверь, входит Кузнецов. Это и хорошо, и плохо. Если все пойдет, как намечено, Шабунину не для чего терять здесь время, достаточно и Кузнецову выразить согласие уездного комитета партии с принятыми решениями. А если возникнет какая-нибудь заминочка...

Опять же Кузнецов быстрей, чем Шабунин, примет решение, никого не будет переубеждать, как это делает Афанасий Петрович, сразу оборвет - нельзя, мол, не так, скажет, а то и прикажет...

Кузнецов у окна.

- Все в сборе? Давай, Ознобишин, начинай.

Слава чувствует себя в своей стихии. Все, о чем он вчера говорил с Шабуниным, вылетело из его головы, да и что, собственно, он сказал? О том, что хочет уйти с комсомольской работы? Просит отпустить учиться? Ничего определенного не вкладывал он в свои слова.

Слава обводит глазами собравшихся, нет еще Хорькова и Бутримова, побежали небось на базар за махоркой.

- Еще двоих нет.

"С этими ребятами придется мне еще поработать, - думает Слава. - Не отпустят меня..."

Года два еще быть ему в Малоархангельске, если за это время не возьмут в Орел.

В щель из-за приотворенной двери протискиваются двое запоздавших.

- Товарищи, первое заседание вновь избранного уездного комитета разрешите объявить открытым. Прежде всего надо избрать секретаря. Какие будут предложения?

Железнов, упираясь локтем в стол, поднимает руку с полусогнутой ладонью, как это делают неуверенные в себе школьники.

Утром его вызвал к себе Афанасий Петрович, Не Славу вызвал, а Железнова.

"Сейчас он назовет меня, - думает Слава, - и дальше все пойдет как по маслу".

- Товарищи, я предлагаю решить сперва другой вопрос. Среди нас есть товарищи, которые давно рвутся на учебу. Мы не можем пренебречь таким законным желанием, тем более что эти товарищи хорошо потрудились в нашей организации...

Это он об Ушакове. Никита давно уже просит отпустить его учиться. Слава возражал, но, как видно, Никита уговорил Железнова вынести вопрос о нем на пленум.

- Поэтому, я думаю, мы не можем не уважить просьбы, - негромко, но твердо произносит Железнов, - и отпустим с комсомольской работы товарищей Ознобишина и Ушакова.

Да, Слава просил его отпустить, и все-таки он не ждал, что его отпустят так быстро!

Участники пленума с удивлением смотрят то на Железнова, то на Ознобишина.

Сам Слава смотрит на Кузнецова, но тот равнодушно глядит в окно. Слава с горечью, пожалуй даже с обидой, - а ведь обижаться ему не на что, сам об этом просил, - понимает, что решение принято. Коля Иванов тоже удивлен, а вот Даша воспринимает все происходящее как естественный ход событий.

Слава молчит, и тогда Железнов перехватывает у него председательские обязанности.

- Как, товарищи, будем обсуждать?

- Будем, - громко отвечает Сосняков и встает. - Я не согласен с предложением товарища Железнова, прошу слова.

Неужели Сосняков посоветует не отпускать Славу?

Железнов морщится.

- Слово имеет товарищ Сосняков.

- Я не согласен с формулировкой товарища Железнова, - заявляет Сосняков. - Ознобишина отпустить надо, но я не согласен с формулировкой.

Сосняков становится за свой стул, опирается руками на спинку, похоже, собирается долго говорить, и если слова Железнова прозвучали для Ознобишина громом, сейчас для него заблещут молнии.

- Скажу откровенно, не годится Ознобишин в руководители, - с вызовом говорит Сосняков. - Недостаточно принципиален. Работает он в организации сравнительно давно, и поэтому позвольте поподробнее. Разобрать его, как говорится, по косточкам. Начинал он у нас, в Успенском. Там вступил в комсомол, там принят в партию. Я тоже оттуда, родился в Корсунском, что от Успенского в двенадцати верстах, вступил в комсомол одновременно с Ознобишиным и наблюдаю его вот уже в течение четырех лет. Срок немалый, и я понимаю, что ко мне может быть обращен упрек: а где же ты был до этого времени, неужели понадобилось четыре года, чтобы распознать Ознобишина? Я отвечу. Да, в Ознобишине разберешься не сразу. Парень начитанный, интеллигентный, за словом в карман не лезет, поэтому его не так-то просто раскусить. И второе обстоятельство, почему у меня не сразу сложилось правильное мнение об Ознобишине. Собственное мое невежество и политическая неподготовленность. Вступая в комсомол, я был недостаточно развит, но с того времени сильно изменился и, скажу без ложной скромности, вырос до секретаря волкомола. Политическая подготовка помогла мне разобраться в недостатках Ознобишина...