Лев Овалов - Двадцатые годы

"Побежать?.. Обязательно остановят!"

Его окликнули:

- Кто там?

- Я, - сказал Славушка.

- А кто ты?

- А у нас штаб стоит, - нашелся Славушка.

Один из солдат узнал его.

- Этот тот пацан, что ходил с подполковником.

Славушка сделал несколько шагов, его не остановили. Он пошел по дорожке к почте, нигде никого, но едва вступил на аллею, как навстречу попалась Сонечка Тархова, она не узнала Славушку или сделала вид, что не узнала, и пропала, показалась какая-то парочка и скрылась в кустах, мелькнул еще кто-то, вот тебе и война, ушли красные, пришли белые, а парочки гуляют и при тех, и при других, ночной променад в аллее не прекращается.

Черт с ними, с этими парочками! Славушка сворачивает к реке. Как хрустят ветки! Не следует обнаруживать свое присутствие, хотя подумать могут только, что он подражает взрослым парням.

На реке темно, хоть луна и выглядывает из-за облаков. Перебегает запруду. Вот и лужайка...

Пиить-пить-пить! Пиить-пить-пить! Свисти, свисти, все равно никого... Пить-пить... Ой!

- Почему так поздно? Я уж хотел уходить.

- Откуда вы, Степан Кузьмич? Я ведь просто так пошел, на всякий случай, не думал вас найти...

- Как не думал? Я велел Терешкину передать, чтоб ты как-нибудь вырвался.

- Даже не видел его.

- Что у вас?

Славушка докладывает - штаб, Шишмарев, отдает взятые приказы.

- Молодец, - хвалит Быстров. - Завтра сюда опять, только пораньше, под вечер, меньше подозрений.

- А увидят?

- Ну и пусть, пошел гулять. - Быстров крепко, по-мужски, пожимает ему руку. - А теперь спать, спать, беги!

23

За стенкой спорят...

- Можно?

- Входи, входи...

На мальчика не обращают внимания. Астров сидит у машинки. Ряжский у телефона. Филодендрон задвинут в угол, загораживает киот. Шишмарев стоит у стола, а на столе, на краешке стола, сидит еще один офицер. Они-то и спорят.

Славушка довольно скоро разбирается в предмете спора. Тот, что на столе, настаивает собрать волостной сход, выбрать волостного старшину. Армия уйдет вперед, надо восстановить старые институты. Деникин, как известно, несет свободу и демократию, пороть будем потом, поэтому никого не надо назначать, пусть мужики сами выберут себе начальство, мы не позволим выбрать кого не надо, не надо откладывать выборы.

А подполковник возражает:

- Ротмистр, нам не до выборов... - Ага, значит, тот, что на столе, ротмистр. - Поверьте, Кияшко, армию не следует отвлекать гражданскими делами. Да и кто гарантирует, Илья Ильич, что не выберут большевика?

Значит, тот, что на столе, ротмистр Кияшко Илья Ильич. Но... если он ротмистр, почему он сидит перед подполковником?

И как он хохочет, этот Кияшко, как самоуверенно и нагло. Кто же ты такой, Кияшко, если можешь хохотать прямо в лицо подполковнику?

- Мы выберем большевика?! Да я все уже здесь знаю, знаю, кто и чем дышит, у здешнего попа восемь дочерей, так я знаю, какая с кем... закончить фразу он не успел.

- Ротмистр, вы забываетесь! - Кияшко моментально соскакивает со стола. Шишмарев не орет, шипит: - За стеной женщина, дети. Я попрошу...

- Извините, господин подполковник!

- Можете быть свободны, господин ротмистр.

- А вот свободным быть не могу, выборы придется провести, я собрал кое-какие данные, политический настрой населения вполне удовлетворительный, выберут того, кого им укажут, к завтрему подготовим кандидатуру, я прошу вас не игнорировать политические задачи движения, не заставляйте меня звонить генералу Жиженко.

Шишмарев смотрит на Кияшко, как на скорпиона. Почему скорпиона? Так кажется Славушке.

- Черт с вами, ротмистр. Созывайте сход. Но мне там делать нечего.

Кияшко смеется еще веселее:

- И мне. Сход проведет само население...

Они уходят. Шишмарев делает какие-то знаки Ряжскому - мол, я скоро вернусь, - ему, должно быть, не хочется уходить, но хочется увести Кияшко.

- Кто это? - спрашивает мальчик Астрова.

- Недремлющее око, - фальцетом произносит Ряжский.

- А генерал Жиженко?

- Контрразведка, - на этот раз обычным своим голосом бросает Ряжский. И вообще, мальчик, об этих людях лучше не говорить.

- А чем он командует? - Славушка кивает в сторону двери, давая понять, что вопрос относится к Кияшко.

- Гм... - Ряжский не сразу находится. - Мыслями. И при этом не своими. Твоими, моими, вот его...

Астров мотает головой, желая показать, что у него нет мыслей.

Славушка задумывается - будет сход или не будет, об этом следует передать Быстрову.

Он все время толчется поблизости от штаба, там идет своя жизнь, о войне, кажется, никто не помышляет, - сапоги, лошади, машинное масло, хлеб, хлеб, бинты и спирт, гвозди, зачем-то мел, кто-то требует мела, - зачем армии мел? - рапорты, ведомости, реестры, вот что в обиходе действующей армии.

К обеду является Терешкин:

- Виктор Владимирович просит всех, кто в драматическом кружке, собраться после обеда в Нардоме.

Неужели он собирается угощать деникинцев спектаклем?

В Нардоме оживленно, весь кружок в сборе, сестры Тарховы, почтмейстерша, Терешкин, все переростки и недоростки, но особенно оживлен Андриевский, он в сером люстриновом пиджачке и лимонных фланелевых брюках, снует туда-сюда, поднимает у всех настроение.

- Юному санкюлоту, - приветствует он Славушку.

Славушка подозрительно осматривается, - никаких Кияшко, вообще никаких посторонних, в конце концов необязательно скучать даже при деникинцах.

- Па-а-прашу на сцену.

Андриевский за режиссерским столиком.

- Га-а-спада... - Все-таки "гаспада", а не "товарищи", впрочем, он всегда избегал этого слова. - Командование армии обратилось к местной интеллигенции с просьбой помочь провести выборы волостного старшины...

Все-таки не послушался Быстрова!

- Завтра здесь соберутся земледельцы со всей волости, надо провести собрание поимпозантнее, прошу не уронить себя...

С какой бы охотой Славушка "уронил" Андриевского!

- Мы украсим зал. Речь, очевидно, придется произнести мне. Затем спектакль...

- А выборы?

- То есть выборы, а затем спектакль.

Прямо с репетиции Славушка отправляется на облюбованную лужайку, докладывает Быстрову о предстоящих выборах.

- Отлично, - говорит тот. - Ключи от Нардома при тебе? Давай их сюда. И никаких самостоятельных действий.

Вечером Кияшко сидел у полевого телефона, звонил по батальонам, приказывал пошевелить мужичков, поторопить с утра...

Он все интересовался, кто в Успенском самый авторитетный человек, выходило - Иван Фомич Никитин.

- О! - сказал Андриевский. - Мужик и дослужился до статского советника.

Кияшко сам отправился в школу.

- Чем могу служить?

- Пардон... - Статский советник вызывал антипатию. - Обращаюсь к вам от имени русской добровольческой армии. Не могли бы вы выступить завтра с речью?