Лев Овалов - Двадцатые годы

Утром Славушка встает раньше всех.

- Ты куда?

- Надо.

На этот раз он заходит к Ореховым.

- Колька, пошли!

- Кудай-то? - спрашивает его мать.

- Яблоки перебирать...

Пустить Кольку перебирать яблоки она согласна.

Выходят из избы.

- Чего?

- Есть дело. Созовешь всех ребят: Саньку, Сеньку, Костю... А я в Семичастную. Соберетесь у школы.

Пришли многие, толклись перед крыльцом.

Прибежал Славушка.

- Пошли в сад...

Расположились под лиственницей, расселись прямо на земле, на зеленом прозрачном коврике, нежная хвоя начинала уже осыпаться.

- Чего там?

Надо помешать деникинцам уйти от возмездия. Как это объяснить?

- Красная Армия преследует деникинцев, откатываются они... Нашего села не минуют. В степь бегут, а надо не пустить в степь...

- Как же ты их не пустишь? - насмешливо спрашивает Терешкин.

- Если подойдут ночью, разожжем за селом костры, испугать надо, будто обошли их красные части. Они сдрейфят...

- Так они и сдрейфили!

- Так они ж в панике... Почему не попробовать?

Ребята насупленно молчат.

- Что нам стоит? - взмолился Слава. - Сгорит омет соломы... Ну зря сгорит. Ну и что?

- Какие-то у тебя несообразные выдумки, - осудил Славушку Терешкин.

- Степан Кузьмич говорил...

- Что говорил? - недоверчиво спрашивает Терешкин.

- Что белые попытаются миновать железную дорогу. Им выгоднее уходить степью...

- А мы-то при чем?

Славушка резко повернулся к Терешкину.

- А при том, что мы не в стороне...

Замысел Славушкин не очень ясен ребятам, да ему и самому не все ясно, но где-то в глубине души он чувствует, что в поворотные моменты истории никто не смеет оставаться в стороне.

- В порядке комсомольской дисциплины... - задумчиво произносит Славушка. - Но в данном случае я никого не неволю. Комсомольцы сами должны понимать...

- А здесь не все комсомольцы...

- Вот они и докажут, способны ли быть комсомольцами... - Он сразу же переходит к практическим указаниям: - Вечером, после ужина, собраться у кладбища...

- Чего ты командуешь? - обидчиво спрашивает Терешкин. Он старше всех, тон Славушки его раздражает.

- Вовсе не командую, а кто не хочет, может не приходить.

- Нет, я на погост не пойду! - говорит Сенька Карпов. - Куда хотите, только не на погост.

"Действительно, - думает Славушка, - кладбища забоятся, надо менять место сбора..."

- Пожалуйста, - предлагает он, - пусть у мельницы. У селезневской мельницы. А теперь расходитесь.

Он смотрит ребятам вслед, вечером выяснится, кто за и кто против революции. Он готов молиться хоть богу, хоть черту, лишь бы хоть как-то узнать о движении деникинских частей.

"Силен большевистский бог!"

Ох, до чего Быстров любит эту фразу! Занарядят лошадей пахать вдовам зябь, а тут дождь - не поворачивать же, вышли в поле, и вдруг ветер разогнал тучи... Силен большевистский бог! Собрались в Барановку, проверить кулацкие закрома, как ни таились, слух опередил продотряд, успели спрятать, ссыпали зерно кучей, прикрыли брезентом, обложили дерном, а тут дождь смыл землю... Силен большевистский бог!

Ведь это только предположение, что белые дойдут до Успенского. Лучше не думать о неудаче. Лучше поломать голову, как украсть спички. Спички редкость, в иных домах обходятся одной спичкой в день, разожгут печь, а потом от уголька - и закурить и засветить. Павел Федорович прячет спички в лавке, над конторкой, в жестянке из-под печенья "Жорж Борман".

Славушка слоняется по двору. Со скучающим видом.

- Ты чего? - осведомляется Павел Федорович.

- Ничего. Жду ребят. Пойдем репетировать.

- Чего репетировать? - раздражается Павел Федорович. - Устроят вам белые спектакль, перепорют всех перед школой. Может, собьем масло?

- Непременно... - соглашается Славушка, отказаться неудобно, масло он тоже ест. - Если ненадолго...

Павел Федорович открывает лавку и собирает маслобойку, Надежда носит из погреба ведра, сливок не наберется и полбочки, Славушка начинает крутить...

Он крутит медленно, не торопится, его сменяет Надежда, но у ней множество дел, Павел Федорович отпускает ее, сменяет сам, затем опять зовет Славушку:

- Покрути, пойду резки коровам накрошу.

Славушка крутит, крутит, Павел Федорович зовет жену, они уходят в сарай. На полчаса, а то и на час, если Марье Софроновне вздумается вздремнуть на соломе. Славушка раскручивает бочку и бросает, та крутится по инерции. Разом, через прилавок. Жестянка на месте. Коробки со спичками наверняка пересчитаны, берут их только Павел Федорович и Марья Софроновна. Сколько взять? Шесть?.. Четыре! И то много. Павел Федорович будет подозревать жену. Пусть! Он ревнует ее к Ваське Ползунову. Пусть! Спички за пазухой. Мальчик опять крутит бочку. Плещется пахтанье.

В дверях Павел Федорович.

- Устал?

Заглядывает в стеклянный глазок, на стекле осели крупинки. Сейчас позовет Надежду, и они вместе начнут выбирать масло.

- Теперь беги на свою репетицию, спасибо.

За ужином Слава сообщает:

- Я иду в ночное.

- Какое ночное? - изумляется Вера Васильевна, даже она понимает, что в конце октября лошадей не пасут в поле.

- Будем картошку печь, - объясняет Славушка.

"Ох уж мне эти романы, - думает Вера Васильевна. - Игра в романтику. Тайны, приключения, заговоры. Так вот они играют и в свой комсомол. А потом их расстреливают. Не понимают, что это не игра. Но никого не остановить. Такой возраст. Такое время".

- Можно взять картошки?

Вопрос обращен не к матери, к Павлу Федоровичу.

Мальчик набирает в карманы картошки...

- Надень фуфайку, - бросает вслед Вера Васильевна.

Колька ждет Славушку на улице.

- Богатые, - не без зависти говорит Колька. - Долго ужинаете.

Мальчики огородами пробираются к селезневской мельнице.

Темно. Пустынно. Лишь гавкают кое-где псы. Небо затянуто тучами, поэтому еще темнее. Ни звезд, ни огней.

- Как думаешь, придут? - нерешительно спрашивает Славушка.

- А почему не прийти? - отвечает Колька.

Тень мельницы. Деревянные крылья загораживают мальчиков от посторонних глаз. Кто стоит, а кто сидит. Утром было восемнадцать, сейчас одиннадцать. Не пришло двое комсомольцев. Вот когда проверяются люди, думает Славушка...

- Пошли, товарищи, - командует он. - Не шуметь, разговаривать шепотом...

- А почему шепотом?

- Ведь это же война!

Мимо риг, мимо скирд, все дальше в поле. Выходят на дорогу. Уходят от села версты за четыре. Далеко-далеко впереди Малоархангельск. Позади Скворчее, Залегощь, Новосиль. Оттуда и следует ждать белых.

Темно. В поле чернеют ометы обмолоченной соломы.

- Ребята! Запалить костры по всему полю. Как можно больше. Вот спички. Разделимся по трое. По числу коробков. Мы с Колькой вдвоем. Берите из ометов солому и зажигайте.

Роздал спички, похлопал кого-то по плечу...