Лев Овалов - Двадцатые годы

Павел Федорович взглянул на гостью, оборотился к востроносенькой:

- Нюрка, подай...

Та мигом слетала на чистую половину, принесла тарелку.

Павел Федорович своей ложкой наполнил тарелку, подвинул гостье.

- Мы здесь по-простому, со свиньями из одного корыта хлебаем.

Славушке отдельной тарелки не полагается.

- Мы вас в зале поместим, - обращается Павел Федорович к гостье. - Тут вам и спальня и будуар.

Правильно произнес: "будуар". Приветливо, но не без насмешки.

Прасковья Егоровна мычит, не понять - одобряет ли, возражает, может, к лучшему, что не понять.

Зал! Два дивана с покатыми сиденьями, обтянутыми черной клеенкой, с деревянными выгнутыми спинками, два овальных стола, киот до потолка, загороженный огромным филодендроном, между окон фикусы, застекленная горка, на верхних полках фарфор, на нижних - книги. Жить можно.

- Я устала, Федя, - говорит мужу Вера Васильевна.

- Иди укладывай детей.

Славушка перебирается к Пете.

- Ну как ты? - расспрашивает брата. - Не обижают? С кем подружился? Бандиты здесь есть?

Петя рассказывает. Прасковья Егоровна с трудом двигается после удара, еле ворочает языком, но по-прежнему все ее боятся, даже Павел Федорович, а когда не понимают, сердится, грозит палкой. Павел Федорович весь в хлопотах. Востроносая Нюрка - кухарка, доверенное лицо Павла Федоровича, и, пожалуй, не только доверенное лицо. Багроволицая Надежда и ее муж Федосей безземельные крестьяне, заколоченная их изба разваливается в Нижней Залегощи, а сами вот уже восьмой год живут у Астаховых в батраках. Кавалеры в синих мундирах - пленные австрийские солдаты, тот, что пониже, Петер Ковач, не то хорват, не то мадьяр, мало чем отличается от русских крестьян, длинный - Франц Шлезингер, управляющий большим конфекционом в самой Вене, оба направлены на работу в хозяйство Астаховых.

- Как же ты проводишь время? - интересуется Славушка.

- Работаю, - хвастается Петя. - Федосей пашет, а я бороню.

Славушка пугается, что его тоже заставят боронить.

- А в школу ходишь?

- Иногда, но чаще я с Федосеем.

Павел Федорович уже приспособил Петю в работники!

- А бандиты здесь есть?

- Самый главный - Быстров!

- Откуда?

- Председатель исполкома. Всех грабит подряд.

Петя рассказывает о Быстрове. У Дроздовых, помещики тут, отнял пианино. Отнимает хлеб у мужиков. В Орле у генерала Харламова отнял жену...

Петя наслышан о многих похождениях Быстрова, и Славушка замирает от желания увидеть этого разбойника.

- Как же его выбрали председателем?

- Разве не слышал, что все большевики - бывшие каторжники?

Они долго еще говорят, пока сон не смежит их веки.

5

Проснулся Славушка поздно, в комнатах никого, оделся, побежал через сени в кухню, за столом только Вера Васильевна и Федор Федорович, да Надежда возится за перегородкой у загнетки. Самовар остыл, по столу хлебные корки, яичная скорлупа.

- Нельзя так долго спать... - Вера Васильевна наливает сыну чай. - Пей, пожалуйста.

Чай теплый, спитой, но Славушка рад, что мать не ушла без него.

- Мне пора, Вера... - начинает Федор Федорович и не договаривает. Завтра утром...

- Как, уже? - Вера Васильевна растерянно смотрит - сперва на мужа, затем на сына. - А как же мы?

- Все будет хорошо, - не очень уверенно утешает жену Федор Федорович. Для чего бы иначе сюда ехать? По крайней мере, не придется голодать.

Вера Васильевна знает: уговаривать Федора Федоровича бесполезно.

- Можно изменять женщинам, но не принципам, - любит он повторять чью-то фразу.

Все-таки она спросила:

- А ты не можешь...

Он покончил с ее колебаниями:

- Не допускаю, чтоб ты могла любить дезертира.

Надежда понимает эти слова по-своему.

- А почему не любить, коль не дурак? - говорит она, выглядывая из-за перегородки. - На деревне беглец - живой покойник, никуда не скрыться, чего ж любить, а в таком хозяйстве, как ваше, очень даже свободно укроешься...

- Как так? - весело спрашивает Федор Федорович.

- Хоть на хуторе, - поясняет Надежда. - Три года там не найдут!

- Пойдем, покажу тебе наше хозяйство, - зовет Федор Федорович жену...

Ключи от построек висят у двери на гвозде, Федор Федорович по-хозяйски снимает всю связку.

Славушка, как тень, неотступно следует за матерью.

Из просторных темных сеней ход и в кухню, и в горницы, и лестница на чердак...

Чистая половина состоит из четырех комнат, в ближней ко входу - буфет, стол, деревянный диван, столовая, за ней зал, отведенный под жилье Вере Васильевне, рядом со столовой спальня Прасковьи Егоровны, а дальше комната Павла Федоровича, наполовину спальня, наполовину кладовая, здесь в сундуках польты, штуки сукна, сатина, вельвета и деньги, как думают все в доме, хотя никто их не видел.

Громадный двор, налево лавка, амбары, подальше пасека, направо сараи с сеном, с инвентарем, конюшня, коровник, свинарник...

Два чувства борются в Астахове, он презирает это хозяйство, знает, как засасывает оно людей, и гордится им - сколько труда потратила мать, чтобы превратить телегу о трех колесах в такое обилие построек и живности.

Впрочем, живности сильно поубавилось за последний год, часть предусмотрительно продана, часть отобрана, стойла пустуют...

Федор Федорович ведет Веру Васильевну из амбара в амбар, пахнет пылью, мукой, кожей, из сарая в сарай, тут другие ароматы - навоза, сена, кислого молока.

Двор замыкает легкая изгородь, две ветлы у калитки, как два сторожа.

- Огород...

Можно бы вернуться, но Федор Федорович настойчиво выводит Веру Васильевну за калитку.

Вот оно, продолговатое кирпичное здание под железной крышей посреди огорода - радость и горе Астаховых...

Мельница с нефтяным двигателем, построенная перед самой войной, ее так и не успели пустить, возникли затруднения с доставкой нефти, не стало рабочих рук... Эксплуатацию мельницы пришлось отложить до лучших времен.

- И какое же у тебя впечатление? - интересуется Федор Федорович.

- Не знаю, - неуверенно произносит Вера Васильевна. - Зачем это все?

Славушка стоял позади отчима и сдирал с березовых жердей изгороди несчищенную бересту.

Пошли обратно.

Прасковья Егоровна топталась у коровника, стучала по земле палкой, мычала.

- М-мы... м-мы...

Федор Федорович подошел к матери.

- Вам что, мамаша?

Она ткнула палкой в сторону невестки и зашаркала в коровник.

- М-мы... м-мы...

Палкой указывала куда-то в угол.

Федор Федорович догадался: в темном углу пустого стойла, прильнув к земле, сидела курица.

- Снеслась?

- Н-ны... н-ны...

- Сейчас возьму.

Но старуха только что не ударила сына палкой, замычала что-то уж совсем гневно, еще раз ткнула палкой в невестку.

- Н-ны!.. Н-ны!

- Она хочет, чтобы я... - догадалась Вера Васильевна.