Лев Овалов - Двадцатые годы

Миновали Кукуевку. Далеко в поле кто-то пахал, пахать поздно уже, перепахивал, должно быть, потравленную озимь, кто-нибудь из работников, сами Пенечкины работали всегда у дороги, чтобы все видели, как Пенечкины трудятся наравне со всеми. Орленок бодро трюхал. Слава обдумывал вопросы классовой политики в Козловке, там недавно организовалась комсомольская ячейка, но не находилось подходящего секретаря. Больше всех для этой роли подходила Катя Журавлева, умная, серьезная и уже взрослая девушка, но у ее отца сад с двадцатью яблонями и две коровы, что несовместимо с постом секретаря. Проехали Черногрязку, где никак не удавалось создать ячейку, очень уж здесь все были маловозрастные, все бы играть в бабки да в лапту. Сколько букварей отправили в Черногрязку, все равно полно неграмотных, а в Козловке не только Катя, но и ее мать знала Гюго, - Катя вслух прочла ей "Собор Парижской богоматери".

Дом Франков стоял на отлете. Слава свернул к дому, на двери замок, объехал дом, и там на двери замок, "анютины глазки" синеют на всех клумбах. Славушка поехал к школе, вымытые окна блестели. Вера Васильевна поднялась на крыльцо. Славушка распряг Орленка, навязал путы, хотя мерин и так никуда не уйдет, пустил на лужок, сам тоже пошел в школу.

Варвара Павловна говорила Вере Васильевне:

- В нашем доме сельсовет собираются поместить, хотели школу в дом перевести, Ольга Павловна не позволила. Теперь живем при школе, в одной комнате...

Комната у сестер заставлена мебелью, одна полка в книжном шкафу занята посудой. Одна чашка - высокая, синяя, с розами, с позолотой.

Варвара Павловна перехватила взгляд мальчика.

- Алексея Павловича чашка, его любимая, севр, кто-то из прадедов лет сто назад привез из Парижа... Поставлю сейчас самовар, а пока пройдем к Ольге Павловне, она в саду, будет рада...

Ольга Павловна садовыми ножницами подрезала кусты...

- Привезла ваши книги, Ольга Павловна.

- Могли не торопиться.

- И представь, Оленька, Вера Васильевна привезла еще яиц.

- Каких яиц, Варенька?

- Понимаешь, подарок, это так трогательно и так щедро...

Ольга Павловна проводит рукой по стволу яблони точно поглаживает ее.

- Золотой ранет, прелестные яблоки, осенью я вас угощу, так хочется сохранить...

Оказывается, Ольга и Варвара Павловны нанялись в сад сторожами, сад перешел в собственность крестьян, и сельский сход нанял бывших владелиц, пока еще сторожить нечего, но сад нуждается в постоянном уходе.

- Даже зимой, чтобы снег не обломал веток, чтоб зайцы не обгрызли стволов...

- Оленька, я пойду накрою...

Вера Васильевна идет с Варварой Павловной.

- А я пройдусь со Славой по саду...

Вот у кого Славушка хотел бы учиться, Ольга Павловна все знает, но ничему не учит, припомнит кстати, расскажет исподволь - и точно разбогател!

Рассказывает о яблонях, о скрещивании сортов, о перекрестном опылении...

- Помните Алексея Павловича? Этот сад выращен его руками.

- Мама не рискнула выразить Варваре Павловне...

- И не надо...

- Но как это произошло? - осмеливается спросить Славушка.

- Вечером в деревню пришла какая-то воинская часть, на ночевку солдаты расположились и в избах, и в школе, и в помещичьем доме, порядка ради заглянули в подвал, забрали, естественно, оставшиеся яблоки, похвалили нас: "Правильно поступаете, обучаете народ". Расспрашивали Алексея Павловича, почему школа называется "Светлана", рассматривали книги: "Молодец, папаш, сколько перечитал". Утром собрались выступать, но кто-то в деревне назвал Алексея Павловича бароном, привыкли ведь, всегда звали бароном, а тут кто-то: "Как барон?" - "Барон!" - "Настоящий барон?!" Вернулись обратно в дом. "Папаш, ты барон?" - "Барон". - "Что ж ты молчишь, в таком разе, извини, должны мы тебя взять, мы баронов истребляем по всей планете, собирайся, папаш, совесть не позволяет тебя оставить". Алексей Павлович надел бекешу: "Что поделаешь, Варенька..." Солдаты спешили, вывели за околицу и расстреляли, утром кто-то пошел искать корову, а он тут же, за деревней, в логу...

Ольга Павловна помолчала.

- Кто остался жив, будет в этом году с яблоками.

Спросила Славу, кем он собирается стать, и он неожиданно для себя признался, что мечтает о политической деятельности.

Ольга Павловна с состраданием посмотрела на мальчика:

- Как вы будете раскаиваться...

Слава сразу вспомнил, что у него в Козловке дела, неловко извинился, перемахнул через канаву, сад не огорожен, козловские помещики не слишком охраняли свои яблоки, и побежал в деревню.

Катю он застал за шитьем.

- Готовишь приданое? - пошутил Славушка. - Замуж собираешься?

- Нет, я не скоро выйду, - ответила Катя. - У меня другой план.

- А в секретари ячейки пойдешь?

- На лето, а осенью учиться.

- Так учти, Катя, - сказал Славушка. - Волкомол считает, что именно тебе быть в Козловке секретарем.

Он еще поболтал с Катей и побежал обратно.

Варвара Павловна и Вера Васильевна пили чай...

Незаметно стемнело, баронессы заахали: "Как же вы поедете?" - "Какие-то пять верст, - сказал Славушка, - Орленок домчит... - хотел сказать "за полчаса", но не решился, "за час" тоже не решился. - Часа за полтора, сказал и пошел запрягать мерина.

Ольга Павловна вынесла обвязанный бечевкою пакет.

- Это из книг, что особенно любил Алексей Павлович...

Славушка небрежно сунул пакет в саквояж, лишь много позже оценит он этот дар, "Опыты" Монтеня, первое русское издание 1762 года.

Старухи расцеловались с гостьей, Славушка тряхнул вожжами, Орленок даже припустился рысцой.

Но едва выехали на дорогу, как очутились в кромешной тьме, ночь как осенью в октябре, небо затянуло облаками, ни звездочки, ни просвета. Дорога шла под уклон, Орленок шагал, как в дни молодости, даже вдруг заржал, точно подбадривал себя, дрожки покатились быстрее.

- Ты не очень спеши, - сказала Вера Васильевна сыну, - в такой тьме лучше не торопиться.

Колеса совсем утонули в пыли. В лицо повеяло полевой свежестью, потянуло ночным холодком. Славушка снял курточку:

- Накинь, мама.

Орленок пошел что-то слишком осторожно и вдруг стал.

- Ну чего ты?.. Пошел, пошел! - Стоит как вкопанный. - Что тебе там попритчилось? - Славушка отдал вожжи матери, соскочил с дрожек, наклонился, - не по дороге ехали, по траве, вправо - трава, влево - трава, где-то мерин свернул с дороги. Поехали обратно. Стало совсем холодно. - Да иди ты, черт!

- Слава, не ругайся...

Он не ругался бы, если бы не так холодно. Оглянулся, мать сжалась в комочек. Ужасно жалко маму. Если бы этот росинант не сбился с дороги, сейчас подъезжали бы к Успенскому. Колеса как-то необычно зашуршали. Славушка соскочил, пошарил рукой, чуть не обрезался. Осока. Хоть бы луна выглянула, надо ж таким облакам... Откуда здесь взяться осоке? Не растет по дороге в Козловку осока. Сбились где-то с дороги. Перед Славушкой крутой склон, поросший травой, не столько видит глазами, сколько ощущает ногами, понимает, забились в какую-то лощину. Орленок стоит, точно уперся во что-то.