Юлия Пахоменко - Рассказы

Однажды, открыв глаза, я увидел Сельгу, сидящую напротив - она поднесла палец к губам и махнула рукой - спи, я посижу. Не успев ничего ответить, я повалился на бок, тут же заснув без всяких сновидений. х х х

Проснулся я с необычным ощущением бодрости - сразу захотелось вскочить и размяться. В подвале было светло и прохладно - дверь наружу была откинута и в узком прямоугольнике виднелось ярко-голубое небо. Тарас еще дрых, завернувшись в синтекс с головой, а Сельги нигде не было видно. Я со вкусом потянулся. Как ни странно, ничего не болело. Надо скорей двигать домой, а то страшно себе представить, что сейчас думает Йохан и все наши на базе. Сельга уже, наверное, вышла подышать свежим воздухом. Я подошел к невысокой железной лелсенке, ведущей наверх, но в это время проснулся Тарас: заворчал, заворочался, сражаясь со своей подстилкой-одеялом, а освободившись, закрутил по сторонам своей большущей башкой, проверяя, все ли в порядке. И сразу же схватился за свой драгоценный сосуд - осмотрел его со всех сторон, обнюхал, чуть ли не облизал. Мне показалось, что он старается понять, не подменили ли ему во время сна его старую бутыль на какую-нибудь другую, менее ценную, хотя это был бы, конечно, довольно эксцентричный розыгрыш.

Тарас заговорил со мной, булькая и шипя, но я лишь махнул рукой погоди, за переводчиком сгоняю. Наверно, он побаивался остаться в погребе один, но я с ним вступать в переговоры не стал и полез наверх.

Сельга и правда была тут - делала зарядку, повернувшись к нежному еще утреннему солнцу. Услышав меня, обернулась - лицо у нее было какое-то странное, веселое, что ли. Что-то не припомню, чтобы у Сельги или ее сестренок когда-нибудь бывало веселое выражение лица... И свое обычное приветствие "Доброе утро, Станислав" она чуть ли не пропела. Довольна, что мы благополучно пережили песчаную бурю?

- Приветик, Сель, - говорю, - надо нашего Тараса наверх тащить и побыстрее к дому двигать.

Она не поняла - какого-такого Тараса, но потом сразу согласилась, что, мол, действительно, похож. Не долго думая, мы хлебнули чайного питья из куррарских запасов и собрались идти дальше. В этот раз наш подопечный не создавал нам особенных трудностей - он уже порядочно окреп и довольно бойко забрался по лестнице наверх. Глядя, как он мягко приседает и раскачивается на свежем воздухе, я решил, что тащить его сегодня уже не придется.

Совсем самостоятельно идти Тарас все же не смог, хотя и пытался поначалу. Но большие ноги его то и дело подгибались, он падал на четвереньки и рычал от обиды, стараясь двигаться дальше на "своих четырех". После третьего такого падения Сельга уговорила его идти, опираясь на наши плечи - нельзя сказать, что для меня этот способ передвижения был лучше вчерашнего, да и для Сельги это тоже было, наверняка, тяжеловато, но ехать на синтексе Тарас отказался наотрез. Странно, почему - вчера-то он преспокойно воспользовался таким "видом транспорта", но тратить время на выяснение мне не хотелось.

Так, переплетясь руками в одно неуклюжее шестиногое существо, мы двигались черепашьим шагом по бескрайнему полотну пустыни. Час проходил за часом, а никакой смены пейзажа не наблюдалось. Несколько раз мы усаживались на раскаленный песок и выпивали пару глотков куррарского чая. Я говорил уверенным тоном:"Ну, теперь наверняка уже недолго осталось", Сельга заправляла выбившиеся пряди светлых волос под кепку и мы снова плелись по песку.

Как всегда в таких ситуациях я пытался вспоминать наши тренировки и соревнования, на которых тоже сначала пригодилось туго. Что-нибудь славное и героическое для поднятия духа. Но перед глазами проплывали картины смутные и как назло печальные - как мы продули полуфинал Кубка Горбовского на этапе с минимальной автоматикой или как Марко грохнул отрядную бутыль с водой во время перехода Камаа-Турс. Невозможно глупо - поставил, не закрыл крышкой, и тут же сам развернулся и - раз! - так наподдал, что бутылка бедная не просто опрокинулась, а покатилась вниз с той самой черной вулканической сопки, на которую мы совсем недавно взобрались и устроились наконец на привал. Так что нечего было и думать что-нибудь собрать! Вот жизнь: только что была целая бутылища чистой родниковой воды - и нет ее. Вся взяла и разлилась, просто так, по остывшей и растрескавшейся лаве. Впрочем, добрейшая Дарья-Марья пыталась исправить положение. Взяла такую смешную клизму резиновую - как грушу, оранжевую, яркую, бьющую своим детским цветом в глаза - и стала собирать вылившуюся воду, втягивать ее длинным хоботком этой клизмы. Много собрала, почти всю грушу, а потом развеселилась от этого своего хорошего поступка и стала всех поливать, двумя руками нажимая клизме на живот. Я обрадовался такой веселой игре, подставил лицо под струю - а там, оказывается, никакая не вода - старый протухший лимонный сок - горький, фу, и от него сразу защипало глаза и во рту сделалось так шершаво, так пакостно...

Тарас был опять плох - совсем провис между нами, тяжело передвигал ноги, голова безвольно болталась при каждом шаге. Я попытался облизнуть губы, наткнулся на колючую корку, и решил, что пора передохнуть. Сначала я попросил Сельгу расстелить синтекс, чтобы потом не возиться с перекладыванием, мы уложили Тараса на подстилку и накрыли сверху свободной частью, чтобы как-то оградить от палящих лучей. Усаживаясь возле, я поймал сельгин взгляд - такой напряженно-упрямый, что я понял: надо как следует собраться с мыслями.

Так. Похоже, мы несколько вляпались. Опыта выживания в пустыне у меня чуть, у Сельги, видимо, тоже. Так что долго мы так не протянем. И надо как можно быстрее шлепать дальше, туда, где есть хоть какая-нибудь растительность. А то наше маленькое приключение выльется... черт знает во что. Дальше: Тарас. Он отнимает у нас силшком много сил и времени. Собственно говоря, я должен был раньше это сообразить. Вряд ли Сельга будет против того, чтобы... пойти дальше налегке. Ведь это же разумно - доберемся до жилья, сообщим, пусть местные спасают.

Как можно увереннее и спокойнее я сказал:

- Сель, сообщи Тарасу... что мы его оставим тут, ненадолго. Сходим за подмогой.

Я ожидал увидеть на сельгином лице облегчение, но увидел откровенное огорчение. У меня даже екнуло внутри от чувства, что я сморозил что-то не то. Не глядя на меня, Сельга проговорила медленно:

- Станислав, помнишь случай на Лене? Когда Памела... Я считаю, она была неправа... Правильно ребята тогда сердились. Ты это имей ввиду... Но если ты уверен, что мы не справимся, то ладно, я скажу...

Я здорово удивился. Я действительно рассчитывал на такую же реакцию со стороны Сельги, какая была тогда у ее сестрицы. Тем более, что сейчас речь шла все-таки не о своем однокашнике, а каком-то толстом куррарце. И еще тем более, что тогда Памела хотела оставить Вадьку только для того, чтобы уложиться в зачетное время, а нынче ситуация будет посерьезнее. А вдруг ориентировочные шесты ведут не только поперек пустыного отростка? А вдруг мы сбились с той, короткой, дороги? Меня вдруг охватило противное, грызущее чувство опасности. Стараясь не поддаваться панике, я потянулся к фляжке и заметил, что Сельга тоже забеспокоилась: покрутила головой, прислушиваясь, а потом зарыла в песок ладони с растопыренными пальцами и посидела так с настороженным лицом.