Николай Помяловский - Мещанское счастье

На балкон вышел Аркадий Иваныч с дочерью Лизаветой Аркадьевной. Лизавета Аркадьевна была женщина высокая, стройная, красивая. Она года полтора назад лишилась мужа, директора одного из петербургских департаментов. Вдова приехала к отцу гостить весну и лето. Скоро вбежал на балкон Володя, сын Обросимова, а наконец явилась и сама хозяйка, Марья Павловна. Аркадий Иваныч предложил прогулку на воде; все были согласны и минут через двадцать сидели в лодке. Молотова просили гресть. Под его руками лодка пошла быстро. Речка бежит среди липового леса и яблонь, отряхивающих розовые цветы в ее тихую воду.

— Вы устанете, — заметила Марья Павловна.

— Ничего-с, — ответил Молотов и в один прием подвинул лодку на полсажени.

— Я люблю быструю езду, — сказала вдова, — она — как все сильное, энергичное, выходящее из ряда обыденных…

В это время лодка на повороте реки обогнула угол, и неожиданно из-за яблонь солнечные лучи ударили прямо в глаза гребцу, чт о заставило его опустить весла. Когда женский страх прошел, все стали смеяться.

— Вам солнце мешает, — сказала Леночка и защитила его зонтиком.

Леночка быстро овладела разговором, с удивительною легкостью переходила с предмета на предмет; рассказала, как она тонула однажды; что у них новый дьячок; про козу свою рассказала; от козы перешла к дяде, к няне, подругам; после этого ей ничего не стоило заговорить о цветах, о новом платье; а чрез несколько минут она говорила, что терпеть не может пауков и тараканов, что она любит толстые пенки на сливках, клубнику и запах резеды. Черноглазая болтунья была неистощима. Лизавета Аркадьевна смотрела на Леночку пристально, наблюдала ее, изучала, как любила выражаться, нарочно вызывала на болтовню, причем и делала тонкие иронические замечания. Егор Иваныч видел, что Обросимовы об Илличовой имели понятие как о девочке пустой и легкой. Только отец поддерживал свою крестницу и гостью и, казалось, понимал ее иначе. Леночка не догадывалась, что над нею смеются и с намерением заставляют говорить.

— Я завидую легкости вашего характера, — сказала Лизавета Аркадьевна с едва заметною улыбкою.

— Я веселая!.. — отвечала простодушно Леночка и при этом ударила в ладошки.

Проехали еще около версты и потом положили вернуться домой. Молотов повернул лодку; ее понесло вниз по теченью. Он сложил весла.

— Папа, позвольте мне править.

Обросимов уступил дочери руль. Она довольно верно повела лодку. Когда доехали до деревни, где жила Леночка, она просила остановиться. Высадили ее на берег, простились и отправились дальше. Немного погодя Лизавета Аркадьевна сказала:

— Кисейная девушка!

— Лиза! — начал с упреком отец…

— Да что, папа! — перебила Лизавета Аркадьевна. — Ведь жалко смотреть на подобных девушек — поразительная неразвитость и пустота!.. Читали они Марлинского [1] Марлинский — псевдоним писателя-декабриста Александра Александровича Бестужева (1797–1837), автора повестей «Испытание», «Лейтенант Беловзор» и др. ,— пожалуй, и Пушкина читали; поют: «Всех цветочков боле розу я любила» да «Стонет сизый голубочек» [2] «Всех цветочков боле розу я любила» да «Стонет сизый голубочек» — песни-романсы поэта Ивана Ивановича Дмитриева (1760–1837). ; вечно мечтают, вечно играют… Ничто не оставит у них глубоких следов, потому что они неспособны к сильному чувству. Красивы они, но не очень; нельзя сказать, чтобы они были очень глупы… непременно с родимым пятнышком на плече или на шейке… легкие, бойкие девушки, любят сантиментальничать, нарочно картавить, хохотать и кушать гостинцы… И сколько у нас этих бедных, кисейных созданий!..

— Ты Леночку не знаешь, — сказал отец, — оттого и говоришь так. Она девица очень добрая.

— Добрая? — ответила дочь с досадою. — Знаю, очень хорошо я это знаю. Они все у нас добренькие: всегда спасут муху из паутины и раздавят паука…

— Я тебе советую познакомиться с нею покороче; тогда ты ее полюбишь…

— Я ее и теперь люблю, папаша, разумеется, как можно ее любить… как птичку… цветок… как хорошенький узор… не больше… Она не способна отвечать на привязанность глубокую, на страсть сильную…

— Держи от берега дальше, Лиза: там очень мелко.

— Хорошо, папа… Скажите, чем можно привязать ее? Подарить фунт конфет? Шелковое платье?

— Жениха хорошего, — сказал Обросимов.

— Что, папа?

— Хорошего жениха… только не дари ты ей портрета Жорж Занда.

— Вы, пожалуй, правду сказали. Да, для этих девушек одно спасенье — в женихе… Пока не замужем, они мечтают… вы думаете, об идеале? Нет, о душках, и между тем очень хорошо понимают, что вся цель их стремлений — жених, о чем и хлопочут мамаши и папаши… душка сам по себе… Да и к душкам своим эти девушки имеют какие-то странные отношения: они не способны ни к какому решительному шагу, они не полюбят без позволения папаши…

— У ней, Лиза, нет отца.

— Все одно — мамаши.

— Мамаши она не боится, потому что командует всем домом. Как же это, Лиза, не зная человека, говорить о кем? Могла ли ты так скоро понять Леночку?

— Она дала мне три сеанса — этого довольно: ее портрет я могу написать во весь рост… Я пыталась развить ее…

— В три сеанса?

— По крайней мере понять, может ли она развиться. Бывают натуры нетронутые, а эти? Кисейная девица, девица-душка!

— Лиза, ведь ты бранишься, — сказал отец. Лизавета Аркадьевна вспыхнула.

— Я знаю Леночку лучше тебя, — продолжал Обросимов, — она умная и добрая девица, только необразованная и держать себя не умеет — в этом не она виновата… Наконец, ты не имеешь права говорить так резко о Леночке…

— Почему же, папа?

— Потому что ей жених нужен, пойми ты это.

— Фи, какие понятия!

— Самые здравые понятия. Ведь она неспособна к страсти глубокой? Да? Сама сказала, что для таких девушек — одно спасенье в женихе… Так не сбивай же ее, пожалуйста, с толку, не навязывай ей того, к чему она неспособна!.. Зачем это?.. Оставь ты ее в покое… А то ведь «кисейная девушка», «душка» — это такие выражения, что могут испортить ей репутацию…

— Но, папа, могу же я иметь свое понятие о ней?

— Не совсем…

— Как так?

— О девушке не только мужчина, но и женщина должна выражаться осторожнее; между девушкой и женщиной большая разница.

— Разумеется, большая: девушке жениха нужно.

— Непременно-с…

— Отчего же, папа, после этого не сказать и так: о мужчине не только женщина, но и мужчина не должен говорить худо, потому что ему невеста нужна?.. То же самое, папа!..

— Совсем не то, нисколько не похоже… Впрочем, Лиза, оставим этот разговор…

— Отчего же, папа?

— Ну, мне неприятно продолжать разговор… оставь, пожалуйста…

Лизавета Аркадьевна замолчала. Близко была Обросимовка.