Андрей Зарин - Кровавый пир

– Слышь, – сказал он однажды, – бают, воров‑то государево войско разбило. Сам он бежал, и все врозь!

Наташа набожно перекрестилась, и лицо ее озарилось улыбкою.

– Значит, и нам спасение!

– Похоже, Наташенька! Только теперь стало еще страшнее. Покуда, вишь, городские да посадские за ум взялись, захотели государю прямить и казаков прогнать, а они бьют людей‑то посадских. Что ни день, то бой!

– Прогонят теперь! – убежденно сказал Викентий. – Будем молиться об этом!..

Наташа ожила при мысли о спасении. Значит, скоро кончится смута, воров побьют, и не будет ей страшен Василий.

Она сидела за пяльцами у оконца и тихо беседовала с Викентием, когда по лестнице вдруг раздались поспешные шаги, настежь распахнулась дверь, и на пороге словно вырос Василий.

В первое мгновение Наташа встала, выпрямилась и словно окаменела от ужаса.

– Он! – вдруг раздался пронзительный вопль, и Наташа даже не узнала своего голоса. Но страх вдруг исчез в ней, и она стала покойна.

Василий не слыхал ее крика, отдавшись восторгу. Он двинулся к ней с протянутыми руками и заговорил:

– Выздоровела, рыбка моя! Ну вот мы и вместе!

– Прочь! – грозно крикнула Наташа, отодвигаясь от него.

Василий вздрогнул и остановился, опустив в изумлении руки.

– Как? – растерянно произнес он, и все перечувствованные им страхи сжали его сердце.

– Прочь, убийца! – повторила Наташа – Прочь, разбойник! Не прикасайся ко мне! Ты весь в крови!

– Наталья, в уме ли ты? Что говоришь? Тебя ради я пошел на это!

– Меня ради? – строго произнесла она. – Не смей говорить этого! Меня ради ты сжег на огне моих отца и брата? Сквернил храмы Божьи? Бил женщин и детей, топил и вешал безоружных? Меня ради! Прочь от меня! Ты страшен, ты противен! Прочь!

Кровь прилила к лицу Василия.

– Но я люблю тебя!

– А я ненавижу! Проклятый ты!

– Наталья, сжалься! Я умру без тебя. На что мне жизнь?

– Умри! Только мало тебе одной смерти! – с презрением и ненавистью сказала она.

У Василия закружилась голова. Злоба охватила его.

– Так нет же! – воскликнул он. – Ты моя и моею будешь!

Он кинулся к ней и сжал в своих объятиях.

– Пусти! – закричала она, плюнув ему в лицо.

– Моя!

Василий поднял ее. В это время на него бросился карлик.

– Убей меня, я не отдам ее! – закричал он, хватая его руку. Наташа вырвалась.

– Так сдохни! – прорычал Василий, обнажая кинжал, и карлик со стоном покатился по полу. Попадья пошатнулась и лишилась чувств.

Василий отбросил кинжал, снова схватил Наташу и, подняв ее, понес с лестницы.

– Придержите попа! – сказал он своим товарищам. – И за мною!

Он вышел с драгоценною ношею и быстро пошел, не чувствуя даже ее тяжести. Наташа бессильно висела на его плече.

Через несколько минут его нагнали товарищи.

– Поп‑то проклинает нас, беда! – с усмешкой сказал Кривой.

– Помоги нести! – хмуро ответил Василий. – А ты, – обратился он к Горемычному, – заготовь коней! Скоро!

Он вошел в воеводский дом. Там суетился Гришка Савельев.

– Это что еще? – воскликнул он при виде Василия с ношею.

– Невеста моя! – хмуро ответил Василий и, положив на лавку, стал заботливо ее встряхивать.

Она пришла в себя и села на лавку.

– Ну, брось дурить! – грубо сказал ей Василий. – Сейчас поедем!

Гришка насмешливо посмотрел на него:

– Это с ею?

Василий молча кивнул.

– Твое дело! – сказал Гришка. – Мы на круге решили на Пензу ехать. Там наших много! Укрепимся, отпор дадим! Ты с нами?

– А хоть и с вами! Мне все равно!

– Ну, ин! Тогда готовсь. Наши седлают!

– А я за конями послал!

Наташа сидела безмолвная, печально опустив голову. «Словно в сказках о разбойниках, – думала она, – и что я поделаю». Но в то же время в душе ее складывалось решение о смерти.

– Есть кони! – сказал, входя, Горемычный. Василий встал.

– Так и я на Пензу! – сказал он Гришке.

– Слушай, – обратился он к Наталье, – я тебя вязать не буду, но если ты станешь руками махать, всю перевяжу и к торокам прикреплю!

Наталья покорно опустила голову.

– Идем!

Василий вывел ее. Казаки усадили ее в седло. Василий вскочил на коня, и они поскакали.

Странные чувства волновали Василия. Он и любил, и ненавидел теперь Наталью. Ему хотелось и осыпать ее поцелуями, и бить; хотелось упасть к ее ногам и зарезать.

Наталья же словно окаменела. В душе ее не было ни печали, ни отчаяния, ни страха, в уме – мыслей.

А сытые кони мчали их по глухой степи, и топот их звонко разносился по воздуху.

Прилуков – князь едва дал передохнуть своему войску и тотчас двинулся на Самару, которая с такою же легкостью передалась ему, с какой недавно Стеньке Разину.

Из клетей и амбаров и из разных скрытных мест повылазили перепуганные насмерть бояре, дворянские дети, дьячки и подьячие.

Князь Прилуков тотчас поставил временного воеводу, открылись застенок и тюрьмы, и снова кровь полилась широкой волною, только на этот раз с переменою ролей. Вокруг Самары и по берегу, словно роща, выросли ряды виселиц, и на них закачались казаки, бунтовавшие холопы, башкиры, стрельцы – изменники и перекинувшиеся посадские.

Прилуков сидел в Самаре три дня, каждый день во все стороны рассылая отряды для поимки воров, и со всех концов их приводили десятками.

Воевода по чести чинил каждому допрос и потом казнил.

– Вот так здорово! – смеялся Дышло. – Как мы их разметали, князюшка! Словно кречет глупых ворон!

– Пожди, – отвечал князь, – крамола‑то, вишь, как проказа рассыпалась! До Москвы, бают!

– Здесь‑то, князюшка, мы ей дыхнуть не дадим! Князь качал головою и вздыхал.

– Крови‑то, крови напрасной сколько!

Он жалел холопов, которые как бессмысленное стадо овец за одним бараном шли по слову пьяного казака, не зная куда, а теперь десятками гибли на виселицах, корчились на колах…

Через три дня в Самаре побледнел призрак Разина, и князь встрепенулся:

– В Саратов! – сказал он старшим начальникам своего войска.

Если бы кто видел сердце князя во время нахождения в Самаре, тот назвал бы это геройским подвигом.

Мысль о Лукоперовых и их вероятной участи не давала минуты покоя князю. В то же время смутно в нем пробуждалась надежда, что, может быть, они успели укрыться, спастись от мстительной расправы разбойников, и эта надежда волновала его глубокой радостью. Так бы и полетел он в Саратов, но воинский долг заставлял его быть в Самаре, и он, мучаясь и терзаясь, оставался.

И наконец выступил… По дороге ему встречались мятежные шайки, еще не знавшие о поражении Разина, встречались и беглецы из‑под Симбирска, и вновь образуемые отряды. Он разбивал их один за другим, забирал пленных и быстро двигался к Саратову.