Алексей Писемский - Мещане

Если бы Бегушева спросили, чтобы он сказал, какая, по его мнению, самая противная и несносная женщина в России, то он, конечно бы, не задумавшись, указал на свою кузину, которая тоже, в свою очередь, не прилюбливала его. По происхождению своему Татьяна Васильевна была дочь некогда известного масона, богача и скупца, и в молодости она до приторности сладким языком писала сентиментально-нравственные повести. Сделавшись дамою, Татьяна Васильевна пыталась было играть роль в наших государственных и дипломатических кружках, но тут у ней не вытанцовывалось, и она, перейдя в оппозицию, устремилась в православие: устроила у себя домовую церковь, наняла священника и ежедневно выстаивала заутреню, обедню и даже вечерню. Последнее время Татьяна Васильевна, по преимуществу, витала в области спиритизма. Благодаря всем этим штучкам она слыла в обществе за женщину очень умную и в высокой степени нравственную, хотя в этом отношении, кажется, никогда не могло и быть ей опасности, так как Татьяна Васильевна с самых юных лет одновременно походила на лягушку и на сову, вечно была с флюсом то на одной щеке, то на другой, вечно пахнула какими-то аптекарскими травами, мазями и вообще, как говорил про нее Бегушев, она принадлежала не к женщинам, а к каким-то бесполым существам, потому что не представляла в себе никаких женских признаков. Будь на месте генерала другой человек, он давно бы убежал от Татьяны Васильевны на край света, утопился бы, удавился; но он, в силу своего превосходного пищеварения, как будто бы не видел ее безобразия, не чувствовал ее злого характера, и только одно его очень уедало: это ее философствование. Что касается до Тюменева, то почти положительно можно сказать, что Татьяна Васильевна была влюблена в него или, по крайней мере, она долгое время и с большим увлечением считала его идеалом всех мужчин. Тюменев же, действительно весьма часто бывавший у Траховых, делал это вначале чисто по служебному расчету, чтобы показывать себя в известном, высшем слое общества, а потом у него это обратилось в привычку; кроме того, Татьяна Васильевна очень уж ему и льстила.

- Вы, кузен, предполагаете, что Тюменев опять будет посещать нас; но он сказал вам, за что я на него сердита? - спросила Татьяна Васильевна, сделав сильное ударение на слове за что.

- Муж ваш мне говорил, что вы сердитесь на Тюменева за его дурное поведение.

- Более чем дурное, - ужасное, совершенно непонятное для меня в нем; но, без сомнения, вы в этом случае не будете со мной согласны!

- Совершенно не согласен, - отвечал Бегушев и, видя, что кузина начинает посерживаться, решился еще более ее разозлить: - А мы тогда, кузен, с вами в Париже очень недурно позавтракали у Адольфа Пеле!.. - отнесся он вдруг к генералу.

- Отлично!.. Превосходно!.. - подхватил было тот с одушевлением, но, вспомнив о присутствии супруги, мгновенно смолк.

Татьяна Васильевна терпеть не могла гастрономических восторгов мужа и с отвращением всегда говорила, что он не для того ест, чтобы жить, но для того живет, чтобы есть. С приближением к Любаньской станции генерал, впрочем, не вытерпел и, как-то особенным образом встрепенувшись и взяв Бегушева за руку, проговорил ему почти нежным голосом:

- Вы пойдете со мной поужинать?

- Непременно! - утешил его тот.

Когда поезд остановился, они отправились в вокзал.

- Пришли мне чаю! - приказала Татьяна Васильевна мужу.

- А хлеба белого хотите?.. - спросил он ее.

- Нет, я с просфорой буду пить!

Войдя в вокзал, генерал прежде всего исполнил приказание супруги и отправил к ней в вагон огромный чайник чая с приличным количеством сахара.

- Татьяна Васильевна по-прежнему любит чай? - спросил его Бегушев.

- Целые ведра его выпивает с своими монахами, - отвечал генерал, махнув рукой, и быстро устремился к главному буфетчику.

- Готово? - спросил он.

- Готово-с! - отвечал тот, показывая на стоявшее особняком закрытое блюдо.

Генерал и Бегушев сели около этого блюда. Оказалось, что там была мерная, жирная разварная стерлядь.

- Когда вы успели заказать это? - поинтересовался Бегушев.

- По телеграфу!.. Выезжая, дал знать, чтобы заранее приготовили: нельзя же есть эту дрянь, которая стоит у них на столах! - отвечал генерал.

По возвращении в вагон они нашли Татьяну Васильевну выпившую чашки четыре крепчайшего чая и потому пришедшую несколько в экзальтированное состояние.

- Александр Иванович, сядьте со мной рядом, а муж пусть пересядет к окну! - распорядилась она.

Бегушев поуперся было, но генерал, согласно приказанию супруги, занял его место, так что Бегушев по необходимости должен был сесть рядом с Татьяной Васильевной и при этом тщательно старался, чтобы ни одной точкой своего платья не прикоснуться к ней. Татьяна Васильевна хотела серьезно побеседовать с Бегушевым, потому что хоть и не любила его, но все-таки считала за человека далеко не дюжинного, - напротив, за очень даже умного, много видевшего, но, к сожалению, не просвещенного истинно; и с каким бы удовольствием она внесла в его душу луч истинного просвещения, если бы только он сам захотел того!

Прежде всего она начала с ним разговаривать об Европе.

- А вы и нынешний год не утерпели и были в этой Европе?

Татьяна Васильевна обыкновенно никогда не говорила: Париж, Лондон, Франция, Германия, - все это было для нее безразлично, и она, совершенно соглашаясь с довольно ходячим мнением, считала, что весь Запад гниет или даже уже сгнил!

- Был в этой Европе, - отвечал ей насмешливо Бегушев.

Он, как мы знаем, далеко не был большим поклонником Европы, но перед Татьяной Васильевной, назло ей, хвалил безусловно все существующее там.

- Удивляюсь вам! - сказала она.

- Отчего ж вы мужу вашему не удивляетесь? - заметил Бегушев. - Он тоже был за границей, и еще дольше меня!

Генерал сделал Бегушеву легонький знак рукою и глазами, но тот как будто бы этого не видел.

- Я на мужа давно махнула рукой! - произнесла Татьяна Васильевна.

Она, в самом деле, давно считала генерала за дурака набитого и безвозвратно падшего нравственно.

- Но неужели же Москва, куда мы теперь едем, лучше больших европейских городов? - поддразнивал ее Бегушев.

- Москва!.. Наша Москва? - воскликнула Татьяна Васильевна. - Это город святыни нашей!.. Город народа!..

- Но таких святых и народных городов, по-своему, конечно, и в Европе много!

- И вы полагаете, что мы и европейцы - одно и то же?

- Полагаю!.. С тою только разницей, что те племена постарше нас, поумней и больше нашего сделали!

- Те?.. - произнесла Татьяна Васильевна и далее говорить не могла: у ней прервался голос.

- Те!.. - повторил Бегушев, и хоть в это время генерал уж толкал его ногой, умоляя не сердить больше Татьяны Васильевны, он, однако, продолжал: Насчет этого существуют довольно меткие афоризмы.