Алексей Писемский - Мещане

Тюменев злобно засмеялся и махнул курьеру рукой, чтобы он уходил.

Курьер скрылся.

- Как вам это покажется, а?.. Хороша?.. - обратился Тюменев к Бегушеву. - На днях только я выпустил этого негодяя из службы и очень рад был тому, так как он был никуда и ни на что не годный чиновник; но, признаюсь, теперь жалею: останься он у меня, я давнул бы его порядком за эту проделку!

Последние слова Тюменева очень не понравились Бегушеву.

- Что это, какая мелочность! - произнес он.

- Будешь мелочен! - воскликнул Тюменев, и у него при этом маленькая белая пенка показалась по краям губ. - Но он еще черт с ним! Я его меньше виню... Главное - Мерова!.. Чего я для нее ни делал?.. Я жертвовал для нее всеми приличиями, деньгами, временем, хлопотал о ее негодяе-родителе... она ничего этого не оценила и предпочла мне - кого же?.. Дрянь какую-то, ничтожество... Говоря откровенно, я очень рад, что она избавила меня от себя, потому что, кроме того что нравственно, но она физически меня мучила: готова была швырнуть в меня чем ни попало... царапала меня!.. Последнее время я целые ночи не спал и должен был или препираться с ней, или успокоивать ее!

Бегушев слушал приятеля молча: он очень хорошо понимал, что в Тюменеве не столько было огорчено чувство любви, сколько уязвлено самолюбие.

- А где же отец ее, граф Хвостиков? - спросил он.

- Уехал отыскивать ее в Петербург!.. Любопытно, где он ее найдет? В доме терпимости, может быть, каком-нибудь!.. Скоро, вероятно, вернется и разрешит наши сомнения! - проговорил Тюменев и потом вдруг переменил разговор: - Ты знаешь, я уезжаю за границу - на воды!

- Но не поздно ли теперь на воды? - заметил Бегушев.

- Может быть, и поздно; но мне неловко оставаться здесь, а особенно если Мерова убежала с Мильшинским!.. Это, конечно, известно во всем министерстве, и я в глазах всех являюсь каким-то дураком!.. Пускай хоть время немного попройдет!

- Не стариком ли скорей, чем дураком!.. - заметил Бегушев.

- Но и то нелестно!.. - отвечал Тюменев.

К обеду возвратился граф Хвостиков. На него жаль было смотреть: он как сел на поставленный ему стул перед прибором на столе, так сейчас же склонил свою голову на руки и заплакал.

- Разыскали? - спросил Тюменев безжалостным и грубым тоном.

- Да!

- В Петербурге она?

- Нет!.. Уехала!

- Одна?

- С этим чиновничком, Мильшинским.

- Куда?

- Не знаю.

- Прелестнейшая женщина!.. Превосходная!.. - говорил Тюменев. Гнев снова воскрес в его душе.

Граф Хвостиков ничего уж не говорил на этот раз в защиту дочери.

Тюменев после того отнесся к Бегушеву:

- Значит, мы в одно время уедем из Петербурга: ты покатишь в Москву, а я за границу!

Слова эти граф Хвостиков прослушал, как бы приговоренный к смертной казни, и когда Бегушев взялся за шляпу, чтобы уезжать, он, с заметным усилием над собой, подошел к нему и робко спросил его:

- Не довезете ли вы меня, Александр Иванович, до Петербурга?.. Мне надобно там сделать распоряжение об оставленном по разным местам гардеробе дочери!

Тот, конечно, не отказал ему. При прощанье Тюменев с Бегушевым нежно расцеловался, а графу протянул только руку и даже не сказал ему: "До свиданья!" По отъезде их он немедленно ушел в свой кабинет и стал внимательно разбирать свои бумаги и вещи: "прямолинейность" и плотный мозг Ефима Федоровича совершенно уже восторжествовали над всеми ощущениями. Граф Хвостиков, едучи в это время с Бегушевым, опять принялся плакать.

- Перестаньте! Что за малодушие! - сказал тот не без досады.

- Но вы поймите мое положение, - начал граф. - Тюменев уезжает за границу, да если бы и не уезжал, так мне оставаться у него нельзя!.. Это не человек, а вот что!.. - И Хвостиков постучал при этом по железной пластинке коляски. - Я вполне понимаю дочь мою, что она оставила его, и не укоряю ее нисколько за то; однако что же мне с собой осталось делать?.. Приехать вот с вами в Петербург и прямо в Неву!

Бегушеву сделалось жаль его.

- Зачем же в Неву?.. Поезжайте лучше со мной в Москву и поживите у меня!.. - проговорил он.

- Неужели?.. Нет... Не может быть!.. - воскликнул граф, и у него голос даже захлебывался от радости.

- Только вы на меня не претендуйте, я сам тоже старик и капризен! прибавил ему Бегушев.

- Ах, боже мой!.. Мне быть на вас в претензии за все ваши благодеяния, когда все меня кинули, все!..

И слезы, как их ни старался удержать граф, снова заискрились на его глазах, и он только старался поскорее их смигнуть, чтобы не сердить ими Бегушева. Собственно, под распоряжением по гардеробу дочери Хвостиков разумел то, что, собрав оставленные ею вещи и платья в городской квартире Тюменева, продал их за бесценок!

Глава IX

Через несколько дней на станцию Московской железной дороги к вечернему экстренному поезду приехал Бегушев вместе с графом Хвостиковым, и когда он стал было брать два билета, граф вдруг воскликнул:

- Пожалуйста, берите один билет, а я возьму себе!

- Что за вздор! - возразил тот.

- Ну, если непременно хотите, так возьмите мне, по крайней мере, во втором классе; в нем едет один мой знакомый, и мне с ним переговорить нужно!

Бегушев взял графу во втором классе, не понимая, отчего в том вдруг такая расчетливость явилась. Граф Хвостиков, получив билет, мгновенно скрылся из вокзала.

Все это скоро объяснилось: когда Бегушев после второго звонка вошел в вагон, то на самых первых шагах увидал кузена своего - генерала Трахова. Понятно, что граф Хвостиков, сообразивший, что Трахов непременно поедет в первом классе, от него удирал, считая генерала злейшим врагом себе за то, что тот откровенно написал о нем Тюменеву. Встретя кузена, Бегушев сначала сделал довольную мину, но потом переменил ее на сердитую, вследствие того, что вместе с генералом ехала и супруга его, m-me Трахова... Здесь я должен оговориться, что этим именем сию даму никто никогда не называл, и все именовали ее Татьяной Васильевной, даже мужу ее давали иногда титул не генерала Трахова, а мужа Татьяны Васильевны, - до такой степени она была лицо распространенное.

Как ни было неприятно Бегушеву, однако он уселся рядом с своими родственниками. Татьяна Васильевна сначала осмотрела его с головы до ног, а затем не преминула обратиться к нему с упреком:

- Я вас тысячу лет не видала и только мельком иногда слышу об вас!

- Уж не тысячу же лет, - возразил Бегушев.

- Немного меньше!.. Впрочем, нынешний год мы не видимся даже и с вашим другом, Ефимом Федоровичем Тюменевым.

- Теперь, вероятно, вы будете опять скоро видаться с ним, - проговорил с улыбкой Бегушев.

- Вы думаете?.. - спросил с радостью генерал. - Поэтому вы говорили ему, убедили его?

- Нет, но по другим обстоятельствам я это предполагаю.

Татьяна Васильевна внимательно прислушивалась к их разговору.