Игорь Плотник - Книга счастья, Новый русский водевиль

Содержание других повесток Фридману нравилось и того менее. Участковый инспектор, руководствуясь государственными задачами и другими соображениями высокого дисциплинарного порядка, не жалея чернил и казенных формуляров, раз в неделю авторитетно выражал уверенность в том, что когда-нибудь они с Фридманом все-таки встретятся и обязательно повеселятся по поводу организации какого-то притона, а также, разумеется, напоминал об ответственности за уклонение от этой многообещающей встречи*.

* Вообще-то ничего подобного в повестках не пишется, но у меня получилось полстраницы прекрасной ерунды, благодаря которой мои гонорары, несомненно, увеличатся. А, кроме того, стиль изложения явно свидетельствует о том, что я без труда способен сочинять заковыристые предложения, а это умение в свою очередь должно благоприятно воздействовать на литературных критиков, которых я (нужное подчеркнуть):

а) заранее ненавижу;

б) заранее обожаю.

Критик! Наверняка, ты получил эту книгу с помощью шантажа, подкупа или разврата. Разве эти бездарные страницы не жгут твоих священных пальцев?

Не правы были, что один, что другой, и оба напрасно старались. На ту пору у Ивана Аркадиевича совершенно не было свободного времени. Он увлекался баснословно богатой театралкой Елизаветой Яворской и состоял при ней кем-то вроде мальчика на побегушках.

Ох уж мне эти баснословно богатые театралки. Они капризны, ревнивы и раздражительны и при каждом удобном случае лезут целоваться. Они требуют так много внимания и ничего не дают взамен. Разве что немного средств к существованию непризнанным гениям да приют в своей спальне неприкаянным эротоманам. Почти всем и весьма регулярно. Ежедневное общение с подобными дамами прибавляет мужчине самоуверенности и делает его жизнь радостной. К сожалению, таких женщин крайне мало, в этом смысле с ними прямо беда.

Весь день Фридмана был расписан по минутам.

11.30 -- Пробуждение Ивана Аркадиевича.

12.00 -- Он готовит и подает Елизавете завтрак прямо в постель.

12.22 -- Короткий секс в гидромассажной ванне.

12.45 -- Они уже играют в бадминтон на раздевание.

14.10 -- Обед на веранде летнего ресторана.

15.20 -- Короткий секс в автомобиле.

16.00 -- Елизавета музицирует на клавесине.

17.00 -- Короткий секс на клавесине.

17.14 -- Фридман должен забрать ее платье у портнихи.

В это время Елизавета узнает городские новости по телефону.

19.30 -- Премьера в БДТ. Правительственная ложа.

23.00 -- Легкий ужин в кроватке.

23.15.41 -- Предварительные ласки.

23.16.01 -- Секс до полного изнеможения.

Мог ли Фридман после всего этого встречаться с кем-нибудь еще? Пусть даже с самим военным комиссаром. И не беда, что Елизавете на тридцать лет больше.

Одним словом, насыщенное событиями и эмоциональными переживаниями существование Фридмана происходило параллельно регламентированному и хорошо организованному существованию государства со всеми его военно-промышленными комплексами и правоохранительными системами и пересекаться в обозримом будущем не намеревалось. Поэтому теми и другими повестками он попросту вытирал жопу.

Ну, кто из вас, спрашивается, не вытирал жопу повестками, паспортами или письмами родни. Нет, не той родни, которая живет в Амстердаме, а той, которая, наоборот, в Днепропетровске. Все вы вытирали. Но кому из вас пришло бы в голову засушить результат, запечатать его в конверт и отправить обратно по указанному адресу? К тому же заказным письмом, да еще и с уведомлением о вручении. Фридман вообще в этом плане большой был выдумщик и затейник.

А ведь случались еще повестки из суда. Из народного суда. Это то самое место, где два народных заседателя, знакомых одинаково плохо как с юриспруденцией, так и с китайской народной грамотой, вершат правосудие, исходя из собственного понимания карательной функции государства, гноят граждан в казематах за кражу пары рукавиц и спят после этого акта младенческим сном с ощущением выполненного гражданского долга, а также собственной значительности и безнаказанности.

Исключительно из уважения к Фемиде, а также благодаря врожденному стереотипному восприятию противоположного пола как чего-то слабого, беззащитного и некоммуникабельного, повестками из суда Фридман не подтирался. Он делал из них конфетти, врубал погромче "Panasonic" и под аккомпанемент симфонического оркестра Гостелерадио СССР! спускал в унитаз.

Самое смешное, что Фридман знать не знал, кто она такая, эта самая Фемида, и каково, например, ее местоположение в табеле о рангах в древнегреческой мифологической иерархии. Но при этом он был абсолютно уверен, что Фемида -- это такая женщина с повязкой на глазах, вооруженная ювелирными весами, похожими на те, которые он не раз встречал у своего скупщика, и вызывающая косвенные и весьма условные ассоциации с правосудием. Прошу заметить, именно с правосудием. Фемида! От одного этого слова в груди Ивана Фридмана просыпался лев. Страшный и ненасытный. А уж повязка на лице у богини пробуждала в нем целый комплекс примитивных эротических переживаний целенаправленного свойства.

Поехали дальше.

От всех вот этих вот обязательств Фридман, конечно же, уклонялся в течение какого-то времени. Но однажды, воротясь домой после двухнедельного загула в Серебряном Бору у Елизаветы, он с удивлением обнаружил следы человеческих ногтей на дерматине своей квартиры. При этом сама дверь была опечатана. На сургуче, связующем концы веревки, стояло клеймо городского прокурора.

Такого хамского вмешательства со стороны Советской! прокуратуры в личную жизнь человека и гражданина Фридман вынести не мог. И в него вселился Сатана. Оба полушария Фридмана сейчас же сварились в собственном соку, перед глазами, переливаясь всеми цветами радуги, поплыли круги, в солнечном сплетении загудело, ноги подкосились. Ваня сел на ступеньку, обнял свою голову и призадумался о дальнейшей биографии.

Через полчаса он не придумал ничего умней, как устроить в промтоварном магазине погром, сопровождавшийся непристойными выходками в отношении старшего товароведа Пугачевой А. Б.

Такому клиенту любой дурдом рад. В тот же день Ивана Аркадиевича поставили на довольствие в психиатрическом институте имени Сербского.

Свое заточение Фридман обосновал как меру временную, но необходимую.

В дурдоме Ивану понравилось раз и навсегда. Во-первых, он обзавелся полезными связями, в частности, познакомился с известным диссидентом и мыслителем Вольдемаром Жириновским, а также другими, не менее интересными, но довольно своеобразными товарищами; во-вторых, обрел себя; в-третьих, приобрел много необходимых знаний и практических навыков на все случаи жизни; и, в-четвертых, бесплатная инъекция аминазина в голову каждый день*.