Владимир Померанцев - Оборотень

Была ли эта молодая послушницей, хотевшей избежать заточения? Или монашенкой, которая не повиновалась уставу? Потому ли она убежала из ордена, что ее затравили там, или просто хотела жить и любить? А может быть, она вообще не была монастырской и вся эта сцена означала что-то совершенно другое?

Оказавшись рядом с человеком в сутане, я тоже смотрел на удалявшихся свирепых печальниц. Казалось, что даже шеи и спины их торжествовали сейчас, и мне отчаянно жаль было ту, которую они захватили... А проводив женщин глазами, мы невольно переглянулись и сдержанно поклонились друг другу.

- Вы видите, сын мой,- медленно сказал незнакомец, угадавший во мне иностранца,- что в этом городе не только камни крепки...

- Но это жестоко, очень жестоко,- сказал я человеку в сутане не на его родном, но на родственном ему языке.

- Это жестокость добра,- объявил он и стал говорить какие-то фразы тяжелые, каменные, не подлежавшие спору. Всех его слов я не понял, но понял, что отступникам нельзя и в малом прощать.

А когда потом человек в сутане ушел, мне показались знакомыми и его манера говорить, и манера смотреть, и походка... Нет, не мог я встречать его! Но я, несомненно, знал кого-то такого же. Тот тоже говорил о крепости веры, тоже требовал, чтобы не прощалось и в малом, тоже клал глыбные раздельные фразы, не сгибал, не обтесывал их, имел такое же непреклонное, неподкупное, сделанное по линейке лицо.

А ночью, когда, утомленный впечатлениями пестрого дня, я спал глубоко, спокойно, без всяких видений, кто-то распахнул вдруг передо мною сутану, я увидел под нею унты, а в ушах у меня раздался демонический смех человека, который во всю свою жизнь не смеялся...

Я проснулся в холодном поту...

Он давно уж истлел, но это был оборотень.

1963