Евгений Попов - Подлинная история Зеленых музыкантов

(342) Потому что "профессор" вовсе не был "Укроп Помидорычем" и, "проваренный в чистках, как соль", знал, что приказы и пожелания начальства в советской стране желательно исполнять, если не хочешь сгинуть под забором. [...]

(343) [...]

(344) Ну вот далась им эта гайка! Какой-то сплошной фрейдизм развели коммуняки - все болты, болты, гайки да гайки. [...]

(345) , вовсе не надеясь на взятку. Взятки тогда не имели такого широкого распространения, как сейчас. [...]

(346) Да и сейчас то же самое. "Без специальности" не то, что в депутаты или банкиры - в "наперсточники" не возьмут... [...]

(347) Слово "подсобник" возникло здесь, очевидно, из-за того, что в рамках программы "политехнического обучения" я, в то время ученик 9-го класса, был вынужден ходить к восьми утра на К-ский комбайновый завод, где числился "подсобником токаря" у веселой, сильно беременной бабенки, которой я совершенно не был нужен, так как она получала "с выработки". [...]

(348) Очевидно, давал себя знать переизбыток журналистских кадров. Молодых людей долго мучали и мариновали, прежде чем положить им кроме мелких гонораров твердую зарплату. К тому же - идеология-с! Например, и в Союз писателей принимали лишь тогда, когда ты набегаешься по редакциям до потери "внутренней чести" (А. Платонов) и обретения какой-нибудь подцензурной книжки, которую не то что стыдно было подарить друзьям, но приходилось вписывать в нее мелким почерком все вымаранное редакторами. У меня такая книжка чуть было не состоялась, да спасибо "Метрополю" - ее "зарубили", а мне после учиненного по этому случаю скандала выплатили 500 рублей. Именно на эти деньги я и напился тогда в ресторане ЦДЛ, а вовсе не на гонорар, полученный за "негритянскую работу". Такой работой именовался, кстати, в среде диссидентствующих писателей любой литературный труд (статья, очерк, перевод), который подписывал за тебя из доброты или корысти ради какой-либо твой знакомый, чье имя еще не было запрещено. [...] Забавно, но однажды человек, давший мне такую работу, чуть-чуть смущаясь, сказал, чтобы я не удивлялся: "Здесь меньше на тридцать рублей, но удержали партийные взносы". Он даже показал мне свой партийный билет, я их раньше в раскрытом виде не наблюдал.

Таким образом получается, что КПСС содержалась и на МОИ ДЕНЬГИ. Нам всем без исключения нужно покаяться, и чем раньше мы это сделаем, тем будет лучше... [...]

(349) , а болтунов и гаеров.

(350) Что это еще за оборот - "поразмыслить"? И над чем, интересно бы знать?

(351) [...]

(352) Гонорар в газете "К-ский комсомолец" составлял тогда три-пять руб. Из "Литературной газеты" присылали за "юмореску" на 16-й полосе рублей тридцать. Существовать на такие гонорары было невозможно, равно как и сейчас, когда в прошлом году я получил за публикацию в известной московской газете денег ровно на бутылку пива.

Многие мои сверстники годами ждали, когда их напечатают, позовут, признают. Они сидели в кафе Дома литераторов, курили "Беломор", и глаза их горели нехорошим блеском. Работать где-либо еще, на грязных работах, как это делали диссиденты, они решительно отказывались, и мне было жалко скорее не этих лбов, а их несчастных, зачуханных жен и голодных детей. Некоторые из них так и "сгинули под забором", другие, часто с помощью КГБ, ссучились, стали "советскими писателями", бросили старых жен и завели новых. [...]

(353) Жить, между прочим, вообще печально. Исчезнувшие кошмары сменяются новыми. Собственно, страха смерти не должно быть у того, кто ощущает существование иного бытия.

(354) Время течет бесцельно только для атеистов. Религия удерживает корабль на плаву. Божий глас утишает панику.

(355) Отличное, между нами говоря, занятие! Это может вам подтвердить колдун Ерофей, который в мае 1980 года, когда мы вместе с ним и В. П. Аксеновым оказались в Коктебеле, вознамерился выиграть у меня (путем бросания в Черное море плоских каменных "голышей") право не нести в гору свой рюкзак, а чтоб я ему этот рюкзак нес, как шерп. Однако, проиграв с позорным счетом матч морского "печения блинов", он тащил на Карадаг оба наших рюкзака, пока я не сжалился над бедолагою... [...]

(356) Только и слышалось тогда: "Я кандидатскую пишу". "А ты еще не защитился?" Каждый, как мог, так и защищался от советской власти.

(357) То есть получается, все правильно поступили, кроме дедушки Суховерхова.

Хотя в кодовой системе знаков тех лет они вовсе не выглядят хорошими, потому что изменили мечте, стали мещанами, обывателями, погрязли в вещизме, особенно Ниночка и Геллер-мент. Надо же - строят дом, вместо того чтобы жить в палатке где-нибудь на Ангаре или Красноярской ГЭС, где комсомольцы куют будущее, и писать об этом славные, чуть-чуть грустные стихи. И потом, где это они, интересно, тесу "купили", когда его, кроме как по блату, нигде не достанешь? Да и доктор тоже какой-то... как нерусский. Ясно ведь, что диссертация нужна ему, чтобы сделать карьеру, зажить в хорошей квартире вместо девятиметровки "гостиничного типа", мебель купить буржуйскую, чтоб ее Олег Табаков из фильма-cпектакля по пьесе Виктора Розова "В поисках радости" скорей бы порубил саблей, хранящейся специально для таких случаев еще со времен Гражданской войны! Может, им еще и туалетной бумаги надо? Или йогурта? Или кроссовок? Или того самого мяса, о котором персонаж Гоголя расспрашивал нищего? Совсем обнаглели люди в поисках мелкобуржуазных радостей... Сталина с Берией на них нету!.. Ленин - один (в смысле - в гробу лежит, да и в Мавзолее тоже, после того, как Сталина оттуда выписали), все (остальное) тонет в фарисействе...

(358) А вот Попугасов молодец, что спился, но не изменил идеалам своей "тревожной молодости". Увы, но большинство русских пословиц восхваляет пьянство и удаль, а любимой песней моего народа является описание того, как один приблатненный алкаш, которого правильные воры непременно осудили бы за "беспредел", с похмелюги "замочил" в Волге иностранку благородного происхождения.

Пьян да умен - два угодья в нем.

Или любимая песня маленького В. Ульянова:

Богачу-дураку и с казной не спится.

Бедняк гол, как сокол, поет-веселится.

(359) Знаменитая "тоска обманутого сына над промотавшимся отцом" явление такое же вечное, обыденное и преходящее, как, например, "гроза в начале мая" или "мороз и солнце". Люди, помнящие своих отцов, сами познавшие радость отцовства и находящиеся в посильно здравом уме, понимают, что эта разновидность тоски у индивидуума мужского пола начинает исчезать, как только он сам становится "папочкой", и окончательно сходит на нет, когда его ребенок начинает задавать неприятные вопросы типа: "А почему тогда ты сам не миллионер?" или "Ну и зачем же тогда столько лет нужно было терпеть большевиков?" [...]

А вообще-то никаких поколений на самом деле не существует. Любое Божье создание - штучный товар.