Валерий Попов - В городе Ю (Рассказы и повести)

Все телефоны Кошкина, включая самые конспиративные, не отвечали. В связи с этим все больше как-то меня настораживало, что Гурьич на яхте до рассвета искал. Если бы думал, что Кошкин выплыл, - поиск только бы изобразил.

Вообще не так давно было дело - Кошкин из-за одной несусветной красавицы стрелял в себя. Работала она в какой-то иностранной конторе... Керолайн! Трудно тут не потерять голову, вот Кошкин и потерял. И однажды, уходя от нее, забыл у нее кейс с тактико-техническими данными! Прибегает через час. Керолайн, нагло покуривая, говорит, что все листы уже по факсу передала куда надо. Кошкин тут же вышел в сквер под ее окнами и застрелился! И надо сказать, что наша "Пиранья" здорово после этого на международном рынке пошла. Из-за ерунды человек стреляться не станет! Потом, к сожалению, "Пиранья" не такая уж мощная оказалась, как написано было в тех бумагах. В каких, впрочем, тех?

Через месяц мы с Керолайн случайно в "Клуб-дипломатик" зашли и буквально обомлели: Кошкин с какими-то мулатками отплясывает! Элементарная операция, называется "Ванька-встанька", - обычно все четко по плану шло. А сейчас?

Неужели вопреки известной пословице сначала было фарсом, а повторилось - трагедией?

Уж сколько раз доказывали ему: все кончено! Послушно ложится, а через секунду - стоит, покачиваясь: "Забыл - что кончено-то?"

- Не бегите по эскалатору, не задерживайте отправления поезда!

Выскочил на метро "Пионерская". Где-то тут чугунные пионеры стояли. Убрали?

Если кто и мог его по-настоящему погубить - то только ОНА, чугунная пионерка!

Помню период страстной его любви: мы стояли на базе Гаджиево, а она в Североморске библиотекаршей была. Отсюда и не понять вам, как это далеко. Но это и разжигало. Нашему человеку только и подай что-нибудь недоступное. Тут рядом - нормальные были. Так нет: "Иду к ней!" - "Как?" - "Вот так!" Надевает обычный армейский полушубок. "Первый же патруль заберет!" - "Мне сказали - вездеходный!" - Кошкин с гонором говорит... И потом рассказывал, как шел. Полярная ночь. Северное сияние. Вдруг - патруль, озверевший от мороза. "С-стой!" Кошкин протягивает им свое скромное удостоверение. Те даже повеселели от такой наглости: "И все?" Вдруг начальник патруля лезет в карман кошкинского полушубка, выворачивает его - там какой-то черный штемпель. Цифры какие-то, буквы, к тому же размазанные. Начальник патруля вгляделся - и буквально оцепенел. Потом откозырял. "Ради Бога, простите!" И так Кошкин и шел. Навстречу новому патрулю прямо заранее выворачивал карман: "Смир-рна!" Потом даже самосвал карманом остановил.

Такой был человек!.. Неужто - "был"? Так. Улица Степана Уткина. Тормози!

Я подошел к дому, поднялся по лестнице, позвонил.

Валя, бывшая первая красавица гарнизона, стояла в дверях.

Помню, как все возвышенно было у них. Может - излишне возвышенно? Дом их поначалу задуман был, как островок свободы, как место без вранья. Страшный эксперимент!

- Свобода приходит нагая! - с упоением Кошкин декламировал.

Д-а-а... "Свобода приходит нагая". Но уходит - одетая!

"Давай поглядим друг другу в глаза!"

Долго с ним пытались это сделать, но не смогли.

После Севера и Абу-Даби мы вместе три года на Ладоге служили, жили в одной деревянной избе, в двух больших, почти без мебели комнатах, топили печь...

Почему-то осталась в памяти картинка: низкое красное солнце светит в большую кухню. Их маленькая дочка, нажимая ручонкой, топит в тазу обрывки газеты. Почему-то любимое ее занятие было тогда. Где теперь та кухня и где дочь?

Странная была тогда жизнь, вроде бы переходная откуда-то куда-то, но теперь вдруг вспоминается как самая счастливая.

Ладога! Пора надежд! В июле - снег. Вьюга помыла окна.

Первая фраза их дочки: "Какое снежное лето!"

А сколько друзей было там! Больше так не было никогда... Друзья-коллеги, агрономы-луководы, колхоз "Легкий путь", великий селекционер Клыхнин: "Я на пороге открытия! Мои ученые бараны (с мешком под хвостом) срут больше, чем жрут!"

Наша секретная база, на которую то и дело забредали ягодники, грибники.

Скромные трибунки в глухом лесу, с которых партийные руководители уговаривали лосей, кабанов и прочную живность сдаться им...

Дело мы имели, в основном, с металлом, но неожиданно из нашей суровой повседневной работы явилась вдруг абсолютно неучтенная белоснежная яхта "Венера" из стеклопластика!

Кошкин на партийном собрании:

- ... Как я мог? Как я мог?!

По тайной нашей договоренности с ним я против него общественным обвинителем выступал. Голос общественности всегда для меня был как родной.

- Как ты мог?! Кошкин:

- Как я мог? Как я мог?!

В конце концов даже наш главный коммунист Се-роштан не сдюжил.

- Ладно, - гаркнул, - значит, мог, коли сделал!

В это время уже гуманизм начинался, всяческая перестройка, разрядка. Американские врачи приглашали к себе в центр по излечению от алкоголизма: вся разнарядка почему-то, минуя штатских, к нам была спущена. Сероштан Кошкина вызвал (универсальный кандидат):

- Эт-та... ты за месяц от пьянки сможешь излечиться?

- А за сколько надо?

- Я т-тя спрашиваю: не за скока надо, а за скока можешь?

- За скока нада, за стока и смогу! Тут даже Сероштан вспылил:

- Есть у тебя вообще что-то святое? Кошкин резонно ответил:

- Ну, не пьянка же?

- Отвечай - алкоголик аль нет? - Сероштан, потерявший терпение, по-партийному кулаком грохнул.

- Как потребуется! - четко Кошкин отвечал.

В таких вот задушевных беседах годы и шли. Кошкин подрабатывал еще подпаском, на звероферме шкуры сдирал. Однажды в пьяном угаре накинулся на кабана.

Но почему-то не нравилось ему все это, решил боксом оттуда выбиться провел двести боев, и все неудачно.

- Надо бороться, вырываться отсюда! Ты что?!

- ... Да я даже смотреть на тебя устал, не то что бороться!

Помню, как однажды в дикий шторм подвсплыли на лодке: мотало чей-то катер, потерял управление. Двое, старик и молодой, в каюте по колено в воде, деликатно сделали вид, что не удивились нашему появлению, и вежливо попросили у нас медную проволочку - от всего остального отказались, что мы ни предлагали. С того раза интеллигентность я представляю именно так.

Помню, как наконец уплывали оттуда - ночью, на нашей яхте, молчаливо представляя себе, на скольких сразу экранах мы светимся: на ракетных планшетках ПВО, на инфракрасном ночном прицеле танков, в перископах, на экранах охраны дач...

Зачем уехал оттуда? Отлично бы жил, вторую корову уже менял!

Но для Вали, жены Кошкина, там, точно, была лучшая пора - местной суперинтеллигенткой была!

... Желтый теплый свет, отраженный от неподвижной воды, греет кожу. Голоса, долетающие по воде с невидимого берега. Вот оттуда пришли две волны, уютно хлюпнули под мостками: кто-то там, садясь в лодку, качнул ее.