Валерий Попов - В городе Ю (Рассказы и повести)

Не только предметов искусства, но даже обычного кино, даже бани нет тут в пределах видимости. Единственный клуб на все пространство - винный магазин, и там и формируется жизнь. Может ли человек, родившийся художником, стать им среди этих ровных серых кубов? Уверен, что нет - его воспитает магазин!

Между тем во всех цивилизованных странах люди помнят свой город, столетиями неизменно ведется: вот здесь живу т художники, здесь моряки... детям есть, кому подражать. У нас они видят лишь спекулянтов, столпившихся у Гостиного. Кто покоряет молодежь уверенностью, независимостью? Лишь иностранцы, выходящие из отелей. Идеал: стать иностранцем! Даже таблички на дверях исчезли - не стало имен и профессий, осталась толпа. Не знаю я, кто живет на моей лестнице, да и не хочется узнавать.

Почему, как раньше, не шагают ребята куда-то любознательной группой? Некуда им шагать!

Спотыкаясь, обливаясь от возбуждения потом, я шел, не глядя под ноги, спотыкаясь, - споткнулся и упал! Встав, потирая ушибленную ногу, автоматически складывая за пазуху помятую газету, я разглядел, что за препятствие (без каких-либо объяснений и извинений) воздвигнуто на проходе.

Ясно! Огромные цилиндры вара, обклеенные ободранной бумагой, запросто свалены, перекрывая тротуар. Чуть сбоку, на газоне, склеив и навсегда загубив несколько метров травы расплавленным и снова застывшим черным варом, стояла, как троянский конь, огромная ржавая чугунная печка с трубой. Так! Неподалеку была маленькая - тоже ржавая - лебедка, и от нее шел трос на крышу, за пределы видимости... Для чего эта полоса препятствий? Просто так? Задрав голову, я посмотрел на дом, увидел одну-единственную густо черную вертикальную полосу. А, ясно - собирались замазывать варом щели между блоками, через них безумно тянет зимой... Но работа эта давно остановилась, техника заржавела - я вспомнил, что давно уже хожу, спотыкаясь, через черные эти цилиндры, в задумчивости не замечая их, не ставя задачи понять: зачем они? Препятствия в нашей жизни привычней, чем отсутствие их, мы уже не задумываемся - зачем, просто знаем: так надо и так будет всегда! И эта работа явно не движется - зачем кому-то за рублевку ползать по стене, когда, присоединясь к Бобу, он может стричь червонцы? Ясно...

Вдруг я увидел, что ко мне, сильно раскачиваясь, приближается абсолютно пьяный участковый Казачонок, одетый, правда, в штатское, с подрагивающей между пальцами незажженной папиросой. Во гуляет, орел, изумился я. Впрочем, не в форме, в выходной - имеет, наверное, право?

Казачонок, словно бы напоказ раскачиваясь, приблизился вплотную ко мне.

- П-парень, д-дай-ка закурить, - сбивчиво проговорил он, но запаха я почему-то не почувствовал.

- Извините... не курю! - резко отстраняясь, проговорил я, но в то же мгновение стальные пальцы сжали мне локоть, и я увидел перед собой жесткие и абсолютно трезвые глаза участкового. - Что такое? В чем дело? проговорил я, пытаясь вырваться, но безуспешно.

- Ничего, парень, ничего, - ласково-успокоительно заговорил Казачонок. - Пойдем тут неподалеку, поговорим - и отпустим.

Что еще за бред? Я рванулся вперед, но Казачонок подставил мне ногу и свалил на асфальт, накрутив одновременно часть моей куртки на кулак. Глаза его яростно налились.

- Ну! - Рывком поднимая меня, рявкнул он.

Вокруг собралась уже любопытная толпа. Среднее выражение глаз было почтительно-восхищенное: вот молодец Казачонок, и в выходные дни работает не покладая рук, пластает каких-то амбалов! Я выпрямился и, стараясь держаться с достоинством, пошел. Главное, понял я, чтоб не увидел никто из знакомых: увидят, зафиксируют тебя в беде - так будут воспринимать и дальше.

- Руку-то отпустите, - проговорил я.

- Все нормально... отлично! - прерывисто дыша, проговорил Казачонок, но не отпустил.

Мы вошли в опорный пункт общественного порядка... Впервые я увидел наш двор через решетку... Большой успех!

- Садись вот сюда... не волнуйся. Все будет путем, - сказал мне Казачонок, бросив при этом многозначительный взгляд дежурному в штатском.

Тот мгновенно подвинул телефон, набрал цифры.

- Егорыч? Здорово, это Федька! - стараясь представить все дурашливым трепом, заговорил дежурный. - Нам бы маленькую машинку, да... Да, прокатиться хотим... - И, видимо, поняв, что треп не подействует на абонента, кинув на меня быстрый взгляд и прикрыв трубку рукой, переменил тон. - Да... Да... крупный лещ... прикидывается шлангом! По розыску, да... Ну, хоп!

Я вдруг сообразил, что крупный лещ - это я! Быстро повернувшись, разглядел себя в зеркале, увидел сияющую лысую голову... Понятно!

- Послушайте, - заговорил я, - полный же бред! Только что побрился... абсолютно случайно! Сами подумайте - будет беглый заново голову брить? На фига ему это! А я вот - только что! Смотрите... попробуйте! - Я провел ладошкой по гладкой коже.

- Ничего, спокойно... сейчас все будет в порядке! - успокаивающе (дождаться бы машины!) проговорил Казачонок.

- Но я же в этом доме живу... Неужели вы не помните меня?

- Да нет... таких не встречал, - с усмешкой сказал Казачонок дежурному, и они, довольные, засмеялись: черт его знает, а вдруг повезет, вдруг действительно попадется крупный "лещ"!

- Да честно - я в этом доме живу! - Я приподнялся.

В глазах Казачонка шевельнулось сомнение - вряд ли преступник будет ссылаться на этот дом.

- Телефон есть? - Казачонок подвинул аппарат. Мама поднимает трубку... "Звонят из милиции". С ее сердцем такие пассажи ни к чему.

- Нет телефона... - пробормотал я

- Ну, тогда сиди. - Казачонок снова с надеждой взглянул на партнера.

- Да нет, честно. Живу... вот видите - Даже в газеты пишу... в сегодняшней вот моя статья! - Я вытащил мятую газету, протянул Казачонку.

Он недоверчиво взял.

- Которая тут твоя?

- Вот... "Потерянный город". - я показал.

- Чем же это он потерянный?

Казачонок начал читать. Читал он долго, потом поднял на меня глаза... Вряд ли он после этого чтения проникся любовью ко мне: раньше за такую статью давали статью, а теперь распустили, говорил его взгляд. Он стоял, глядя на меня (машина, к счастью моему, все не ехала и не ехала), потом сделал шаг в сторону, открыл дверь в соседнюю комнату. Там Боб со своими опричниками, сидя вокруг стола, играли в коробок.

- Боренька! - проговорил Казачонок.

Боб лениво вышел сюда, за ним, оправляя модные одежки, надеясь хоть на какое-то развлечение, вышли остальные.

- Знаешь у нас... вот такого? - Казачонок кивнул на меня.

- Уж тут я как-нибудь каждого зайца знаю, - снисходительно произнес Боря. - Такого не встречал!

Неужели он не помнит меня? Сколько раз я проходил мимо него! Но, видимо, он запоминает лишь тех, кто представляет для него интерес.

- Говорит - в нашем доме живет... в газетах вот пишет. - Казачонок показал.