Юзеф Принцев - Гори, гори, моя звезда

Аркадий вспомнил, как прибежал домой жарким июльским днем и застал мать в слезах. Он стоял у порога с еще не просохшей после купания головой, и первая его мысль была об отце: убит. Наверно, лицо у него было такое, что мать сразу догадалась, о чем он думает, закричала: "Нет, сынок! Нет!" - и рассказала, что в Петрограде стреляли и рубили шашками безоружных людей, женщин и стариков, вышедших на мирную демонстрацию.

"Такие вот и рубили!" - разглядывал казачий разъезд Аркадий. Вынуть бы маузер и свалить этого, который ближе, усатый и красномордый! Но стрелять нельзя. Они только и ждут повода, чтобы начать расправу над рабочими.

Как все переменилось за одно лето!

Заводчики и купцы поснимали красные банты, и опять им кланяются конторщики и приказчики, величают господами.

Солдат арестовывают как дезертиров и отправляют обратно на фронт.

Распустили слух, что Ленин немецкий шпион, на большевиков в городе смотрят волками, того и гляди начнутся аресты.

Обо всем этом Аркадий узнал в большевистском клубе. Попал он туда случайно. Как-то после уроков его подозвал Николай Николаевич и негромко спросил:

- Дом Волкова знаешь? На Сальниковой улице? Маленький такой, деревянный...

- Знаю, - кивнул Аркадий. - Рядом с духовным училищем.

- Вот, вот... - усмехнулся Николай Николаевич. - Имеется такое соседство. Пойдешь туда, спросишь Марию Валерьяновну и передашь записку. Понятно?

- А чего тут непонятного? - Аркадий с сожалением посмотрел на бородатого учителя: старый уже, а записочки посылает. - Она что, живет там, ваша Мария Валерьяновна?

- Во-первых, она не моя! - нахмурился Николай Николаевич. - И не живет, а работает. Там помещается клуб большевиков. Слышал про таких?

Аркадий покраснел и опустил голову.

Большевиков он не один раз видел на митингах. Были это рослые, чуть угрюмые, сильные люди, а Мария Валерьяновна оказалась худенькой маленькой женщиной в темном платье с высоким белым воротничком и такими же манжетами. Ее можно было принять за гимназистку старшего класса, если бы не морщинки у глаз и чуть приметная седина.

Она взяла у Аркадия записку, тут же написала ответ, в это же время успела поговорить по телефону, дать указания идущим в солдатский лазарет агитаторам, посмотрела текст воззвания и распорядилась отдать его в печать. Говорила она тихим усталым голосом, но слышно ее было даже за грохотом работающего ротатора. На нем печатали листовки, и сейчас пачка их, еще свежих, пахнущих краской, лежала за пазухой у Аркадия.

"Знали бы казаки, что у меня, не проехали бы мимо!" - глядя вслед казачьей полусотне, подумал Аркадий и опять привычно проверил, на месте ли маузер.

Носить оружие без особого на то разрешения властей было рискованно, но оставлять пистолет дома Аркадий не решился. Вдруг мать или сестренка нечаянно обнаружат его? Такой поднимется переполох! Но если говорить по правде, Аркадий не смог бы теперь сделать шагу без привычной тяжести маузера в кармане. С ним он чувствовал себя настоящим революционером! Особенно сегодня, когда предстояло расклеить по городу большевистские листовки.

Доверили ему такое ответственное дело не сразу.

Сначала присматривались к не по годам рослому, смышленому и быстрому реалисту. Потом оказалось, что Мария Валерьяновна давно знакома с его матерью да и Николай Николаевич, наверно, сказал про Аркадия что-нибудь хорошее, потому что относиться к нему в большевистском комитете стали как к своему, а теперь вот поручили и такое опасное и нужное дело. Аркадий зябко поежился от пронизывающего осеннего ветра и побежал к училищу.

Вчера в реальное приходили представители кадетов и эсеров, призывали учащихся помочь распространить их литературу. План у Аркадия был простой: брать на виду у всех кадетские листовки, а вместо них расклеивать свои, большевистские. Пусть-ка кто-нибудь попробует заподозрить его!

Когда он прибежал в училище, в коридоре было уже полно народу, на подоконниках и прямо на полу лежали огромные кипы листовок, их раздавали какие-то господа в свеженакрахмаленных воротничках под добротными пальто.

Федька Башмаков и его дружки нагружались кадетскими брошюрками, кто-то брал эсеровские листовки, старшие всерьез думали, что участвуют в политической кампании, для малышей же это был лишь благовидный предлог не сидеть в надоевших классах, а побегать по улицам и дворам.

Аркадий подошел к Федьке и громко, чтобы все слышали, сказал:

- Все забрал или другим что-нибудь оставил? Дай-ка сюда!

Он отобрал у оторопевшего Федьки половину листовок, взвесил на руке и обернулся к господину в золотом пенсне:

- Еще есть?

- Пожалуйста, молодой человек! - разулыбался тот. - Вот, прошу!

Аркадий взял еще одну увесистую пачку и направился к выходу.

Башмаков опомнился и крикнул:

- Голиков!

- Ну? - остановился Аркадий.

- Ты не перепутал? - кивнул на листовки Башмаков. - Кадетские!

- Я что, по-твоему, неграмотный? - смерил его взглядом Аркадий и вышел.

Башмаков растерянно смотрел ему вслед...

Выйдя из училища, Аркадий нырнул в проходной двор, вышел на тихую Заречную улицу, перемахнул через забор, спустился в овраг и, сложив аккуратной кучей кадетские листовки, поджег их. Листовки вспыхнули, почернели, свернулись в трубочки и рассыпались серым пеплом. Аркадий раскидал пепел ногой и побежал через мост к рабочим казармам.

Большевистские листовки там разобрали быстро, и когда он, раскрасневшийся и потный, прибежал в дом на Сальниковой и попросил у Марии Валерьяновны еще несколько пачек, она ласково кивнула ему и предупредила:

- Будь осторожен, пожалуйста! И не бегай так, простудишься.

Аркадий весело отмахнулся, сунул листовки за пазуху и, сокращая путь, по чужим садам, через проходные дворы, направился обратно в училище.

Господин в золотом пенсне, увидев его, удивился:

- Неужели уже все раздали?

- Все до единой! - подтвердил Аркадий. - Давайте еще!

Обрадованный представитель кадетской партии нагрузил его очередной порцией литературы, и Аркадий, проделав тот же путь, опять старательно сжег увесистую пачку, а большевистские листовки решил раздать прохожим на центральных улицах. Пусть набираются ума-разума!

Он совал им в руки листочки с мелким типографским шрифтом и бежал дальше, пока прохожие еще не разобрались, что у них в руках. Мало ли кто попадется на главной улице!

Последнюю пачку листовок он решил кинуть во двор бывшего полицейского участка, где расположились казаки.

У ворот стоял часовой, но Аркадий влез на дерево у забора, откуда прекрасно были видны лениво расхаживающие по двору казаки без оружия, а многие и без шинелей, в одних гимнастерках.

Стоял солнечный, но холодный день, от походных кухонь поднимался в небо вкусный дымок, ржали у коновязей расседланные лошади, и не верилось, что эти вот чубатые молодые парни, которые греются сейчас на скупом осеннем солнце, могут по первому же приказу сесть на коней и, обнажив шашки, с гиканьем топтать копытами женщин и детей, стрелять в безоружную толпу.