Константин Прохоров - Сектантские рассказы

-- О чем? -- автоматически спросил Фролов.

-- О том, что ни одной этой мрази за двадцать лет службы пристрелить не довелось! -- Закирко угрожающе расстегнул кобуру. -- Хотя один раз была такая возможность...

-- Расскажите, товарищ старший прапорщик, -- попросил Фролов, не желая обидеть старшину.

Ему не очень-то хотелось слушать про "подвиги чекистов", но вспомнив собственные искания в госпитале о непротивлении злу, Миша подумал, что любопытно было бы сравнить их с позицией старшего прапорщика.

-- Ты знаешь, что девять лет назад в нашей зоне была попытка побега с применением технических средств? -- сурово глядя на Фролова, спросил Закирко.

-- Ну так, в общих чертах... -- дипломатично ответил Фролов, хотя этот случай командир роты и замполит в своих беседах с солдатами сделали уже хрестоматийным.

-- Так вот, -- уходя в воспоминания, сказал старшина, -- я ведь тогда был на проверке в карауле... На участке, где промзона, двое зеков разогнали "КрАЗ" -- и на заборА мы с начальником караула как раз проверяли посты, были в тот момент на втором участке. Слышим -- сирена, сигнализация, и первый, и второй рубежи сработали... Бежим туда, а зеки уже одеяла на второй рубеж набрасывают! Часовой с вышки короткими очередями -- тра-та-та-та! И все мимо. Зеки растерялись, уже думают, то ли назад в зону бежать, -- старшина в этом месте рассказа воинственно выдернул из кобуры пистолет. -- А я, я... не стрелял!

-- Не смогли стрелять по живым людям? -- понимающе-сочувственно спросил Фролов.

Закирко тупо посмотрел на сержанта и раздраженно закончил:

-- Да пистолета у меня не было! Говорю же -- с проверкой в карауле был. Начкар стрелял...

Миша развел руками.

-- Нам не понять друг друга, товарищ старший прапорщик! Христос призвал любить врагов, а не убивать их. Извините...

-- Иди спать, Фролов, -- глядя куда-то в угол, рассеянно сказал Закирко.

Миша молча пошел в комнату отдыха караула, мысленно молясь за старшину.

Закирко остался сидеть на том же месте, возле "пирамиды" с автоматами, усиленно пытаясь что-то сообразить, что-то вспомнить. Мысль ускользала... Он не верил в Бога, но сейчас смутно чувствовал неизъяснимое превосходство убеждений сержанта Фролова.

А в казарме, на территории роты, в этот час впервые в жизни в робкой молитве к Иисусу Христу обращался рядовой Штерцер.

1993, 2001 гг.

СЕРДЦЕ ЦАРЯ

В конце мая 1986 года, после двух лет срочной службы в пехоте, рядовой Андрей Решетников был демобилизован и вместе с земляками из своего полка возвращался домой, в чудесный украинский город N-ск. Восемь парней, два года назад призванные одновременно на службу, теперь так же вместе ехали поездом обратно. Пьянящий воздух свободы переполнял их: они готовы были смеяться и смеялись по любому поводу, знакомились с девушками в вагоне, как водится --пили водку (впрочем, умеренно) и всю дорогу пели строевые песни, веселя соседей.

Андрей радовался вместе со всеми, хотя и не пил. Зная о его "религиозных убеждениях", сослуживцы не настаивали, прагматично рассудив, что "им же больше достанется".

Родная земля встретила солдат не только хлебом-солью и объятиями родственников, но и тяжелым взглядом начальника военкомата полковника Прокопчука, к которому они сразу же были приглашены, когда через два дня пришли становиться на воинский учет.

-- Значит так, хлопцы, -- с первой же минуты разговора взял быка за рога полковник, -- Родина поручает вам ответственное задание, как только что прошедшим школу мужества в армии и наиболее физически подготовленным военнослужащим... Слышали, наверное, уже, что в Чернобыле, под Киевом, небольшая авария произошла на электростанции атомной? Так вот, месяц-полтора вам надо будет там еще потрудиться -- при современной технике это совершенно безопасно! -- а потом уже и на воинский учет станете, и -- по домам... Так что даю вам еще "три дня на разграбление города": повидаться с семьей, попить горилки, к подружкам сходить, -- а затем в указанное время (повестки вам сейчас выдадут) сбор здесь, в военкомате!

Так неожиданно перед Андреем и его друзьями замаячила угроза продолжения военной службы, по сути, на неопределенный срок. Что такое по-русски "месяц-полтора", солдаты хорошо понимали. Слухи о Чернобыле уже ходили самые ужасные. И потому неудивительно, что сослуживцы Андрея, все как один проявив завидную энергию, подключили имеющиеся в городе связи, мало-мальски влиятельных родственников и спустя три дня явились в военкомат с бьющимся сердцем и самыми разнообразными печатями на красивых добротных бумагах, повествующих о целом перечне уважительных причин, по которым указанные лица, к сожалению, в настоящее время не имеют ни малейшей возможности исполнить порученное им Родиной почетное задание по ликвидации аварии в Чернобыле и в связи с этим согласны перепоручить его другим, не менее достойным людям...

И лишь рядовой Решетников явился на сборный пункт безо всяких ходатайств, трогательно попрощавшись со своими верующими родителями, самыми простыми людьми, и предав вместе с ними в молитве будущий путь Господу. Удивился этому полковник Прокопчук, испытывавший в последние дни жесточайшее давление со всех сторон -- телефон его звонил, не умолкая, -- и вновь пригласил Андрея в свой кабинет.

-- Ну что, готов еще немного послужить?

-- Готов, товарищ полковник.

-- И никого не просил помочь освободить тебя от новой службы?

-- А мне и некого просить, кроме Бога...

-- Ах, да, ты у нас верующий, -- вспомнил полковник, -- баптист, кажется?

-- Так точно.

-- Вот время настало, -- горько воскликнул Прокопчук. -- Родину некому защищать, кроме сектантов... Иди, Решетников, зови сюда свою команду!

Через какую-нибудь минуту все восемь солдат, трезвые и встревоженные, уже сидели в кабинете в ожидании своей участи. Во дворе слышалась перекличка, там формировались еще несколько команд "чернобыльцев".

Прокопчук, помедлив немного для пущего драматического эффекта, аккуратно сложил в стопку все принесенные ему справки и ходатайства, и затем вдруг, потрясая ими в воздухе, поднялся во весь свой высоченный рост.

-- Это что такое? -- грозно спросил он и, наслаждаясь произведенным впечатлением, повторил еще раз, погромче. -- Это что такое, я вас спрашиваю?

Если кто и не нуждался когда-либо в микрофоне или ином усилителе голоса, так это полковник Прокопчук. Его гремящий бас, унаследованный, по-видимому, от запорожских казаков, закаленный многолетним опытом командования, мгновенно заполнил собой кабинет и, не вмещаясь в нем, с грохотом выплеснулся через окно на улицу, побежал по длинным коридорам военкомата, пугая подчиненных обоего пола. Солдаты в кабинете, опустив головы, молчали.

-- Уклоняетесь от службы? -- продолжал распаляться полковник. -- Хотите дезертировать? Заступников себе ищете? В сталинские времена я бы вас...