Валентин Проталин - Пятое измерение

Я с пониманием воспринимаю суры Корана, меня увлекает религиозная индийская философия, я с живым интересом отношусь к обманчивой пассивности древних китайцев, предоставляющих скрытому движению изначальных сил обозначить наконец свою волю. Я считаю адресными и благотворными искренние и исполненные добра обращения к божественному и православного, и католика, и протестанта, и мусульманина. По настоящему духовное остается духовным в лоне любого религиозного мышления.

Разумеется, мне ближе по-человечески именно православное религиозное действо. И по месту рождения, и по среде моего обитания. Органично, но ведь не более того. "Человек гуманитарной веры", - опять слышится мне голос Николая Бердяева, звучащий с определенной иронией. Однако и со столь же определенным - "это мы проходили".

Проходили, да не прошли.

И мне, как ни поверни, следует определяться.

По крайней мере, как и очень многие, я отдаю себе отчет в том, что в разные исторические периоды, или, лучше сказать, эпохи, религиозные откровения, духовные обращения к аудитории, от кого бы они ни исходили, совершались на том понятийном языке, который доступен для понимания именно в тот или иной момент. Иными словами, в разные времена диалог подобного рода так или иначе неполон. Всего не откроешь.

Особенно это относится к представлениям о мире ином, куда, закончив свое земное существование, направляется душа человеческая.

Я тоже твердо убежден: земным путем человеческая дорога не завершается. В сущности, это лишь этап бытия (может быть, и вправду несколько раз повторяющийся) индивидуально осознающей себя души. И тут не стоит прятаться. Здесь необходимо осознать, почувствовать, открыть для себя: земной этап этот не только небезразличен для того, иного мира, который ждет каждого, но и весьма важен для него. Они взаимосвязаны. Наш и иной мир. В одном из писем неверующий, но, скажем так, гуманитарно страждущий человек В. Белинский как бы в продолжение имевшей место тогда дискуссии очень проникновенно заметил: (приводится по памяти) я не знаю, существует ли мир иной, но тот, кто не дорожит этой земной жизнью, не достоин и будущей.

Очень верное заключение. Следует только добавить, что дорожить этой жизнью, а значит духовно раскрывать, развивать себя, если не сказать совершенствовать, это - часть внутренних человеческих деяний на поприще самопознания и познания мира, в котором мы находимся, нашего самоопределения в нем, нашей любви к нему. Иное, другая часть, для многих остается как бы за кадром. Мы стремимся о таком не думать. Мы - это миллионы людей, относящих себя к интеллигенции, людей, ощущающих окружающий нас мир прежде всего гуманитарно цельным, даже если наши занятия связаны с тем, что называется точными науками.

Кстати, в последние полтора-два десятилетия число активных гуманитариев среди ученых (физиков и химиков) и техников разного рода заметно выросло. И выросло качественно. Можно даже говорить об образовании своеобразного гуманитарного отряда в среде научно-технической интеллигенции, казалось бы, старавшейся прежде держаться в стороне от сложных духовных перепутий и современной духовной разноголосицы. Академик Никита Моисеев, к сожалению, недавно покинувший нас, - просто ярчайшее тому свидетельство. Голоса этих ученых и слышны, и авторитетны. Что не может не радовать, не подбадривать представителей собственно гуманитарной интеллигенции. А споры физиков и лириков, возникшие на заре становления российских шестидесятников XX века, выглядят явлением не только забавным.

Голоса ученых, выбравших публичное гуманитарное поприще, звучат нынче, пожалуй, заметно весомее голосов экономистов, что может на первый взгляд показаться странным и даже неестественным. Реформы-то у нас вроде бы самые что ни на есть экономические. На самом деле в заявлениях наших экономистов немало суеты. Я бы сказал, романтической, что вызвано односторонне воспринимаемой самостийностью экономического действа. А односторонность и не удовлетворяет слушателя. Не вызывает доверия.

...Все-таки за кадром для нас остается тот иной мир, куда предстоит явиться каждому после его физической земной жизни, хотя самой сутью своего существа, особенно если копнуть поглубже, ты веришь в то, что нынешний цикл странствий твоей души не единственный, и в то, что иной мир - не досужая выдумка. Но как себе его представить? Рассуждение о рае традиционного богословия (Бердяев сказал бы еще и исторического) тебе не кажется убедительным. Ты относишь такую его картинку к младенческим. И слишком уж она утешительна. Младенческое в человеке прекрасно, однако не до такой же степени...

Добавлю, что разделяю убеждение Николая Бердяева, не признающего существования и традиционно рисуемого ада. Он пишет: "Наибольшее противление у меня вызывает объективация ада и всякая попытка построить онтологию ада, что делают традиционные богословские учения". Так же я готов подписаться и под другим его утверждением: "Я твердо верю, что божий суд не походит на суд человеческий. Это суд самого подсудимого, ужас от собственной тьмы вследствие видения света и после преображения светом".

Тем не менее, всегда существовала и существует самая естественная потребность в видении состояния, сути, сущности, назначения этого неизбежного для нас будущего. Она, такая потребность, может быть явной или глубоко запрятанной, но она пребывает в каждом. И если это не подмостки для непрерывных песнопений и благодарности, то что же это тогда? Что в назначении мира иного может быть ближе именно современному восприятию?

Тоже - поприще. Совершенно иное, отличное от земного, но, тем не менее, именно поприще. Духовное бытие индивидуальных душ. Свободное бытие воплощений, перевоплощений, духовного преобразования. Однако, в пределах возможного. В пределах возможного для каждой отдельно взятой души.

Это чистая свобода, какую трудно представить в земном материальном существовании, не имеющая никаких сторонних, явных преград, кроме своих собственных. По- земному субъективное здесь становится для тебя как бы объективным. А, может, и впрямь предельно и воочию объективным.

В этом самострое, да простится мне такое слово, мир иной неодноэтажен. Так скажем. Разделен на сферы. На сферы разных духовных возможностей самовыражения. Если хотите, степеней самотворчества. Доступ из сфер в низшие высших и наоборот естественен, как дыхание на земле. С первого же этажа на второй сразу не попадешь. И не в том дело, что грехи, как мы говорим, не пускают. Ты недостаточно несешь в себе блага, чтобы подняться выше. То, что называется грехами, в подавляющей своей части отторгается раскаянием на стадии преображения в свете иного мира. Это естественно для души человеческой, обретшей сугубо духовное бытие. Сейчас я не хочу думать о том, сколько и как ей приходится казниться (точнее, согласен с Бердяевым, самоказниться) за содеянное или несделанное на земле, в материальном мире. Я хочу подчеркнуть, что способ тамошнего существования во многом совпадает с его формой. Или с формами. То и другое там органично едины. Речь ведь идет о духовных субстанциях. Божественных по своей природе и сути. То есть о частицах творившего, освободившихся от груза материального мира, или, говоря метафорически, от глины, в которую их залепили для земного (а также и космического) существования.