Сулейман Рагимов - Орлица Кавказа (Книга 2)

Все это не могло не порождать жарких споров, но чем дальше, тем чаще сторонники Гачага Наби в перебранках и схватках одерживали победы над сомневающимися. Тем более, что черный гроб с телом офицера, убитого Гачагом, все еще стоял в церкви. Каждый день кругами расходились свидетельства очевидцев, что снова над гробом пели монахи, что до сих пор стоят вокруг в почетном карауле солдаты, воздавая раздувшемуся от гниения покойнику воинские почести... Сколько же это может продолжаться? Так или иначе - но все ждали погребения.

Глава пятьдесят девятая

Многим пришлось по душе, что ненавистного соглядатая отправили на тот свет. Но два человека особенно ликовали. Два совсем разных человека - Карапет и уездный начальник Белобородое. Причины для радости у них, конечно, были совсем разными.

Карапет радовался тому, что над ним больше не нависает грозная тень закона, которому ежедневно грозил его выдать офицер.

"Вай, что за жизнь,- жаловался Карапет жене, - сюда идешь - он, туда - он, повернешься - опять он! Слушай, когда арбуз резал, мне казалось, что и оттуда он выглянет, посмотрит, что я не так делаю... Слава богу, избавили нас от этой напасти!"

И Карапет с Айкануш, обменявшись радостными взглядами, принимались беспричинно хохотать.

Белобородое тоже радовался тому, что избавился от сковавшего его ежечасно надзора, от которого последнее время полковник чувствовал себя не в своей тарелке. Мало того, что натыкаешься на этого наглеца в самых неподходящих местах и в самое неудачное время - так нет, тебе еще доносят ежедневно, что опять в фельдъегерскую почту поступил очередной толстый пакет от Николая Николаевича. Пакет не узнать невозможно, потому что его угловатый, с наклоном в левую сторону почерк не похож ни на какой другой...

Несколько раз Белобородое боролся с соблазном: находил повод подержать конверт в руке, взвесить его на ладони, посмотреть на свет плотную бумагу - но ничего это ему не давало... Вскрыть бы надо! Но на это полковник не рискнул.

"Что означают эти иудины закорючки?" - вот та мысль, которая съедала уездного начальника. "Конечно, бог с ним, что этот шельмец не пишет, а царапает, словно курица лапой. Как говорят здесь, на Кавказе, не важно, сколько колен у дымохода, важно, как дым вытягивает. Вот бы понять, что именно нацарапано его безграмотным почерком".

Белобородое опасался не зря. Действительно, ему в донесениях уделялось существенное внимание. А Карапет зря веселился - о нем Николай Николаевич ничего не писал и писать был не намерен. Ведь не укажешь в доносе, что сам, мол, пьян был и оттого погубил дело! Так что, вышло - чистая, как слеза, чача, смыла грязные слова из грязных писем. Вот так.

Так что, повторим, оба успокоились - у Карапета своя радость, у Белобородова своя.

Нет, конечно, полковник не сомневался ни на секунду, что на смену одному шпиону неминуемо приходит другой, что без присмотра со стороны высших властей никто не останется - но этот очень уж был пронырливым и бесцеремонным! Можно сказать, не только в Зангезуре, почитай - во всей империи не было такого уголка, куда он не рискнул бы сунуть свой длинный нос. Когда человек берется доносить, то это становится у него частью жизни, неизлечимой болезнью, ненасытной страстью. И что хуже всего - каждый донос, будучи доставленным по адресу, обретает собственную, самостоятельную жизнь и бессмертное существование. Принято говорить - что написано пером, того не вырубишь топором... Это слишком мягко сказано. Что пером написано - не отчистить, не выжечь, не смыть!..

Вот и в этом случае - доносчик давно уж покойник, а его мерзкие творения еще живут яркой полнокровной жизнью, их читают с пристрастием, изучают, раздумывают о причинах, вызвавших описанные в бумаге события и о возможных дальнейших последствиях. А то, что автор доноса погиб при исполнении служебных обязанностей, создаст всему, им нацарапанному, особый ореол, особую значимость...

Еще одно обстоятельство не мог упустить из виду уездный начальник. Еще была причина, по которой кровь, пролитая в дубовой роще, освежающим потоком омыла его горящую душу. И причина эта крылась в Марии, неверной жене полковника, предавшей его не только телом, но и душой.

Мария после смерти Николая Николаевича ходила сама не своя. С лица спала, почернела; видно, бродила в ней и не находила выхода дурная кровь. Наверное, если бы вдруг пришла весть о кончине ее родного брата, Мария так бы не горевала. Не плакала бы так горько и безутешно.

Вот так и шло - Белобородое светлел от радости, все ему в этой смерти было на руку. И даже то, что генерал-губернатор, выскочка, вечно задирающий нос, ходил теперь ниже травы, тише воды. И собственная роль единственного человека, сохранившего присутствие духа в сложных обстоятельствах.

Странная эта ситуация не могла, конечно, укрыться от людских взоров. Людям до всего есть дело, даже в вещах, казалось бы, совсем никого не касающихся, так и норовят покопаться, запустив по локоть руки в чужую душу. Но здесь уже не о душе шла речь! Известно, что покойный сам долго присматривался к образу жизни и настроениям полковника. И успел насторожить по этому поводу вышестоящее начальство. А тут...

Еще похоронить не удосужились Николая Николаевича, а тут этакие усмешечки, понимаете ли, у гроба. Значит - всерьез насолил покойник Белобородову? А если так - нет ли его, полковника, руки в том, что свершилось это неожиданное убийство? А? Здесь еще нужно внимательно разобраться.

Многим, многим, пришедшим на отпевание приходили в голову подобные мысли. Были и такие, что взяли все на заметку и решили, не сходя с места, что писать надо, писать,, бить тревогу!

Пока ждали прибытия в церковь самого генерал-губернатора с супругой, время шло неторопливо, и взгляды уездного начальника, встречаясь со взглядами его жены, скрещивались, как два стальных клинка и уже высекали искры! Когда муж и жена расходятся в своих жизненных устремлениях, то кажется - никогда эти люди не смотрели друг на друга иначе, как с ненавистью, никогда не знали тепла и ласки...

То ли дело Карапет и Айкануш! Глядя влюбленно друг на друга, они от души радовались доброй перемене в их жизни и ни о чем не тужили.

Для того, чтобы все стало ясно до конца, скажем и о том, какие мысли вдруг пришли в голову Марии Белобородовой. Ей показалось ни с того, ни с сего, что именно ей должна выпасть честь стать преемницей покойного Николая Николаевича здесь, в Гёрусе, а потому уже сегодня вечером она должна написать первый донос. И будет он посвящен описанию того, как вели себя на похоронах или проводах "ока государева" ее собственный муж, уездный начальник, и его опекающий генерал-губернатор. Кстати, и о кознях этой змеи, княгини Клавдии Петровны, сообщить не мешает. Все, все будет отмечено! И изложено ясным четким почерком, не в пример угловатой писанине покойника. Все должно быть разборчиво в доносе, все - от первой до последней строки.