Виталий Рапопорт - Как и почему

Глава 7: свобода воли

- Федор Пахомович, неужели вы имели доступ ко всем этим материалам?

- Имел. В 53-ем, когда мы писали справку для Берии.

- Зачем ему понадобился такой взрывоопасный документ?

- Высокая политика. Берия послал справку партийной верхушке для иллюстрации, какой Сталин был плохой.

- Ничего себе! Сразу после смерти?

- 2 апреля. Понимаю ваше недоумение, но всего не объяснишь. Получится слишком долго. Вы лучше чай пейте.

- Федор Пахомович, это нечестно, вы меня затравили, а теперь бросаете историю на самом интересном месте.

- Ладно, что с вами поделаешь. Опять придется Сергея Ивановича на время оставить. В ситуации начала 48-го года не все ясно. Ликвидация Михоэлса осталась тайной даже для членов Политбюро. ЕАК распустили через 10 с лишним месяцев, а аресты его членов начались еще месяц спустя.

- Может, были международные соображения?

- Логично, но куда они девались поздней осенью? Повторяю, дело не совсем ясное. При проведении репрессий Сталин любил порядок - чтобы все было документировано и одобрено. Решения принимал обычно он, но члены Политбюро и даже всего ЦК получали проект решения и должны были письменно выразить свое мнение, если не было пленума. Так поступали в 37-ом, так было с делом авиаторов. С Михоэлсом Сталин нарушил свои собственные правила. Члены ПБ не были информированы про ликвидацию - ни до, ни после. Даже Берия.

- Как вы это объясняете?

- Никак. Нет у меня ответа. Я только знаю, что в последующие годы Сталин не раз вел себя не по-сталински, особенно по поводу ленинградского дела. А также по поводу дела врачей.

- С нами крестная сила! - вырвалось у меня.

- Именно. Хотя подобного замечания я от вас не ждал.

- Потому что я еврей?

- Простите, я ничего оскорбительно в виду не имел.

- Дорогой Федор Пахомович, русский язык для меня родной и, увы, единственный, которым я владею.

- Реплика ваша пришлась кстати, но выражение это употребляется в наше время редко. И с вами не очень вяжется. Но, наверно, и у меня есть невольные предубеждения. Тем более вы в Израиль собрались.

- А что бы вы на моем месте сделали?

- Наверно, то же самое. Да не лезьте вы в амбицию, я вас вовсе не осуждаю. Помните, я вас про лояльность спросил?

- Помню, вы при этом упомянули про какую-то связь...

- Связь прямая, непосредственная. Начнем с вас. Как реагировали вы и многие другие сограждане еврейской национальности? Вы приняли решение покинуть страну, где вы подвергаетесь ограничениям и притеснениям. Вы не стали кричать про свои права, гарантированные сталинской конституцией, не предлагали создать Еврейскую ССР со столицей в Малаховке. Вы ведь не выбрали этот светлый путь?

- Потому что это химера, утопия. Потому что ничего хорошего из этого не вышло бы.

- Совершенно верно. Вместо того, чтобы выслушивать демагогию о дружбе народов и подвергаться полицейским преследованиям, вы проголосовали ногами. Это для властей бомба замедленного действия. Ваш пример подрывает в глазах остающихся миф о крепости и незыблемости режима. И указывает им путь. Обратимся теперь к Еврейскому антифашистскому комитету. В нем была представлена, главным образом, привилегированная интеллигенция. Выехать из Союза они не могли, даже в только что образовавшийся Израиль их бы не отпустили. Однако существовал другой путь, другой способ протеста. У них были постоянные и обширные контакты с Западом, поскольку ЕАК был для того и создан, чтобы качать деньги из зарубежного еврейства и вести среди него пропаганду. Могли они при этом передавать на Запад информацию о нарастании антисемитизма в СССР? Могли. Передавали они такую информацию? Нет, не передавали.

- Да кто бы им позволил? Скрутили бы при первой же попытке.

- Неверно. Опасность очевидная, но были и возможности. Они постоянно общались с чужеземцами, ели с ним и пили, передавали им множество материалов с дозволения начальства. Они определенно могли вложить туда несколько листков крамолы. Особенно на идиш. У МГБ были с этим языком немалые трудности. Это я вам сейчас продемонстрирую.

Он ушел в другую комнату, откуда вернулся с коричневой папкой для бумаг. Положив папку на стол, он очень ловко, наподобие того, как кассиры пересчитывают деньги, перелистал ее содержимое и извлек машинописный листок.

- Вот стихи Маркиша из поэмы, посвященной памяти Михоэлса, опубликованы в газете ЕАК:

Разбитое лицо колючий снег занес,

От жадной тьмы укрыв бесчисленные шрамы,

Но вытекли глаза двумя ручьями слез,

В продавленной груди клокочет крик упрямый:

О, Вечность! Я на твой поруганный порог

Иду зарубленный, убитый, бездыханный.

Следы злодейства я, как мой народ, сберег,

Чтоб ты узнала нас, вглядевшись в эти раны...

Течет людской поток - и счета нет друзьям,

Скорбящим о тебе на траурных поминках,

Тебе почтить встают из рвов и смрадных ям

Шесть миллионов жертв, запытанных, невинных.

Вот что можно было, оказывается, напечатать в СССР в 1948 году. На идиш, разумеется. Представьте, что они могли бы передать. Если бы, конечно, захотели.

- Вот не ожидал я, что Маркиш был такой...

- Какой?

- Даже не зная как выразиться.

- Думаете, смелый? Не обольщайтесь. Он вообще-то Михоэлса недолюбливал. Это у него стиль такой, безудержный. Маркиш поначалу считал, что на стихи по поводу убийства имеется социальный заказ, поскольку это дело рук польских националистов, ходил такой слух. Вот другой образец его творчества:

На бойни гнать бы вас с веревками на шеях,

Чтоб вас орлиный взор с презреньем провожал,

Того, кто родину, как сердце, выстрадал в траншеях,

Того, кто родиной в сердцах народов стал.

Знаете, когда это написано? И по какому поводу?

- Нет.

- Январь 37-го, процесс Пятакова-Радека.

- Действительно социальный заказ. Хотя не вполне понятно.

- Важен общий смысл. Орлиный взор и человек, заменяющий родину, -атрибуты Сталина, которому, правда, не пришлось сидеть в траншеях, но все равно сгодится. В восхвалении переусердствовать невозможно. Тогда все вышло на славу, через пару лет Маркиша наградили орденом Ленина, по тем времена редкая почесть для литератора. Бросается в глаза, что Михоэлс, Маркиш и другие никогда, я это подчеркиваю, никогда не говорили с иностранцами про антисемитизм, только про большие успехи евреев в СССР. Знаете причину, помимо страха? Они пользовались немалыми благами и привилегиями, которых потерять не хотели. Все меньше людей понимало идиш, но государство - пока - содержало убыточный театр Михоэлса. Маркиш хвастался одному американцу, что у него вышла книга на русском языке, гонорар за которую составил 120 тысяч рублей, и это не считая 20-30 тысяч за журнальные публикации. Вы понимаете, что это были за суммы?