Федор Раззаков - Дмитрий Шостакович

Между тем разгромные статьи в "Правде", о которых упомянула Константиновская, появились в 1936 году. Самая известная из них - "Сумбур вместо музыки" - появилась 28 января. После этой статьи, в которой шельмовалась опера "Леди Макбет Мценского уезда", два года шедшая при полных аншлагах на сцене Ленинградского Малого оперного театра, опера была снята с репертуара и дружно осуждена коллегами композитора. Сразу за этим Шостакович вынужден был отменить и премьеру своей Четвертой симфонии.

Трудно объяснить, как после подобных статей Шостакович вообще остался тогда на свободе. Ведь в том же 1936 году, когда композитор приехал в Киев, одна местная газета так и написала: "В наш город приехал известный враг народа композитор Шостакович". В конце 30-х годов были арестованы и погибли в застенках НКВД многие из тех, с кем у композитора были не только родственные отношения (была арестована его теща, муж старшей сестры расстрелян, а сама сестра выслана), но и приятельские - например, он был очень дружен с маршалом М. Тухачевским, которого в июне 1937 года расстреляли как немецкого шпиона. Однако самого Шостаковича так и не тронули. А затем грянула война.

В осажденном Ленинграде Шостакович не сидел сложа руки, он участвовал в оборонных работах, состоял в ополчении, по ночам дежурил на крыше консерватории и тушил зажигалки. Но главным для него оставалось творчество. Именно во время войны композиторский талант Шостаковича заблистал с новой силой. Седьмая (декабрь 1941-го) и Восьмая (1943) симфонии приносят всемирную славу не только автору, но и стране, в которой он жил. Летом 1942 года один американский корреспондент написал о Седьмой симфонии, исполненной в Нью-Йорке оркестром под управлением Тосканини: "Какой дьявол может победить народ, способный создавать музыку, подобную этой!"

Однако когда в конце 70-х годов свет увидела книга Соломона Волкова "Свидетельство" (якобы мемуары Дмитрия Шостаковича), в ней были приведены слова самого композитора о своей Седьмой симфонии. Шокирующие слова. Композитор говорил: "Тема нашествия не имеет никакого отношения к нападению фашистов. Сочиняя эту тему, я думал о совсем другом враге человечества... У меня нет никаких возражений против того, что Седьмую называют "Ленинградской симфонией". Но в ней речь не идет о блокаде. Речь идет о Ленинграде, который Сталин обрек на гибель. Гитлер предпринимал лишь завершающие усилия".

Осенью 1941 года семью Шостакович эвакуировали самолетом сначала в Москву, затем поездом в Куйбышев. Последняя поездка запомнилась тем, что во время ее у композитора украли чемодан, в котором находились рукописи Четвертой, Пятой и Шестой симфоний. Надо сказать, что великий композитор панически боялся любых длительных путешествий. Он так не хотел уезжать в Куйбышев, что хотел даже пойти к гипнотизеру. Точно такой же страх охватил его и в 1950 году, когда в составе большой делегации (И. Эренбург, К. Симонов и др.) он должен был вылететь в США на Всеамериканский конгресс деятелей науки и культуры, выступавших против угрозы атомной войны. Шостакович наотрез отказался лететь в Америку, и никакие уговоры родных и друзей не могли заставить его изменить своего решения. И только одному человеку удалось уговорить композитора. Этим человеком был Сталин. Он лично позвонил Шостаковичу домой, и после этого звонка тот дал свое согласие на поездку. Именно во время той поездки с композитором произошла история, которая лучше всего его характеризует. Кто-то из друзей Шостаковича попросил его привезти из Америки редкое лекарство. Стоило оно довольно дорого, и Шостакович истратил на него все свои деньги. После этого все оставшиеся дни командировки он вынужден был подниматься на десятый этаж гостиницы пешком, так как денег на "чаевые" лифтеру у него не было.

Однако вернемся в начало 40-х. В 1941 и 1942 годах Шостакович наконец дождался правительственных наград - он был удостоен Сталинских премий. Еще одну такую премию он получил в 1946 году. Однако в том же году - на октябрьском пленуме Союза композиторов СССР - в адрес Шостаковича зазвучала и критика. К примеру, Бернандт в своем выступлении заявил: "Творческий облик Шостаковича весьма сложен и противоречив. Некоторые особенности его музыкального языка, как мне кажется, коренятся в известной обособленности пути Шостаковича от основных путей русской художественной культуры, в ее наиболее ярких реалистических и демократических традициях... Шостакович не обнаружил потребности окунуться в русскую классику... Отсутствие положительного идеала в творчестве Шостаковича рождает скептическое отношение к жизни..."

Видимо, желание найти "положительный идеал" подвигло Шостаковича в 1947 году дать свое согласие на написание оперы "Тихий Дон" по роману М. Шолохова. Эта опера создавалась к 30-летнему юбилею Октября. Однако эта работа у композитора вскоре остановилась. Вот что пишет по этому поводу Т. Хренников: "Шостакович позвонил мне и попросил приехать к нему домой. Я не однажды бывал у него, приехал, естественно, и в этот раз. (В том году Шостаковичи переехали с квартиры на Мясницкой в роскошную квартиру на Кутузовском проспекте. - Ф. Р.)

- Мне дано задание, - говорит Дмитрий Дмитриевич, - в канун предстоящей годовщины написать оперу "Тихий Дон".

- "Тихий Дон"? Но ведь есть уже опера Дзержинского!

- Да. Но ведь вы сами понимаете, что это не такая опера, которая соответствовала бы роману Шолохова. Так вот, я начал работать, а сейчас оказался перед тупиком. И я хотел с вами посоветоваться: что мне делать? Ведь Гришка не принял советскую власть. Не принял!

И я живо представил, что в юбилей советской власти Шостакович выступает с новой оперой "Тихий Дон", которая должна сместить оперу Дзержинского, и в этой новой опере главное действующее лицо - враг советской власти. И я сказал:

- Раз вы пришли к выводу, что нельзя сделать оперу на этот сюжет, то и не надо делать.

И Шостакович оставил работу над оперой".

Трудно себе представить, как отнеслась бы официальная власть к Шостаковичу, напиши он эту оперу в "нужном русле", однако отказ продолжать работу осложнил его судьбу. В 1948 году появилось знаменитое постановление "О недостатках в советской музыке", в котором досталось и Шостаковичу. Он уходит из консерватории, его сочинения не исполняются, семья откровенно нищенствует. Например, когда у него кончились деньги, ему отдали все свои сбережения две его домработницы - Феодосия и Мария Кожуновы. Как и в 1937 году, Шостакович со дня на день ждал ареста. Но произошло обратное. Как-то вечером в его доме зазвонил телефон, и, когда композитор взял трубку, на том конце провода раздался голос с известным грузинским акцентом. Это был Сталин. Он справился о здоровье Шостаковича. Тот ответил откровенно: "Очень плохо, товарищ Сталин". И тогда вождь изрек: "Не волнуйтесь, мы позаботимся о вашем здоровье". После этого звонка Шостаковичу выдали пропуск в Кремль и документ, подписанный Сталиным, в котором сообщалось, что Дмитрию Шостаковичу выделяется дача под Москвой со всеми удобствами. Отмечу, что в 1950 и 1952 годах он вновь удостаивается Сталинских премий.