Николай Лейкин - Актеры-любители

Люба поднесла письмо къ губамъ и поцѣловала.

«Боже мой! какъ онъ любитъ меня! Любитъ, до безумія… Но что изъ этого выйдетъ, и ума не приложу. Ужасъ, ужасъ!» думала она. — «Послать ему мою карточку или не послать?» мелькало у нея въ головѣ, она долго колебалась и, наконецъ, рѣшила передать карточку горничной.

— Фектя, сказала она ей. — Вѣдь этотъ молодой человѣкъ пишетъ, что онъ зайдетъ за отвѣтомъ?

— Да, барышня, это онъ сказалъ и мнѣ.

— Такъ вотъ передай ему этотъ конвертикъ, Тутъ моя карточка. Только, Бога ради, чтобы никто не видалъ и маменькѣ ни гугу.

— Да что вы, барышня! Какъ-же я вашей маменькѣ что-нибудь скажу! Вѣдь я знаю, что это значитъ. Вы-то только какъ-нибудь не проговоритесь. А что до меня-то, то будьте покойны, я насчетъ этихъ тайновъ умѣю.

Послѣ обѣда, часу въ седьмомъ вечера, горничная шепнула Любѣ:

— Заходилъ. Передала.

— Спасибо. Приди ужо ко мнѣ въ комнату. Я тебѣ свою широкую голубую ленту подарю, что я лѣтомъ на кушакѣ носила, подмигнула ей Люба.

На другой день вечеромъ, послѣ второй репетиціи, когда Кринкина, въ ожиданіи чая, при свѣтѣ лампы подъ розовымъ абажуромъ, полулежала у себя въ гостиной на кушеткѣ и болтала съ своимъ неизмѣннымъ кавалеромъ, гимназистомъ Дышловымъ, въ прихожей ея раздался звонокъ и ей доложили о Плосковѣ.

— Nicolas, поправьте пожалуйста у меня немножко платье, — сказала онъ гимназисту и, обратясь къ горничной, прибавила:- Просите мосье Плоскова.

Плосковъ вошелъ въ гостиную и при видѣ гимназиста нѣсколько смутился.

«Чортъ знаетъ, что такое! Этотъ гимназистъ ни на шагъ отъ нея. Ну, какъ я буду говорить съ ней о Битковой»? подумалъ онъ съ досадой.

— Бонжуръ… — встрѣтила его Кринкина, не поднимаясь съ кушетки. — Какими судьбами?.. Вы не отъ Луковкина-ли? Не случилось-ли какой-нибудь перемѣны въ спектаклѣ?

И она протянула Плоскову сильно набѣленную руку. Плосковъ взялъ ея руку и поцѣловалъ.

— Нѣтъ, многоуважаемая Лариса Павловна, я пріѣхалъ просто такъ, пріѣхалъ засвидѣтельствовать вамъ мое почтеніе, — проговорилъ онъ.

— Ой, не вѣрю! Ежели не перемѣна въ спектаклѣ, то навѣрное какое-нибудь дѣло есть. Я даже по лицу вижу, что дѣло, и непремѣнно любовное, иначе-бы вы не пріѣхали. Садитесь и разсказывайте. Мосье Дышлова можете не стѣсняться. Это другъ мой и другъ друзей моихъ.

Плосковъ сѣлъ, но говорить о Любѣ стѣснялся.

— Почти всѣ наши банковскіе служащіе будутъ у насъ въ спектаклѣ,- началъ онъ.

— Да сборъ будетъ полный, объ этомъ и думать нечего. Всѣ наши стараются раздавать билеты, — отвѣчала Кринкина. — А вы вотъ лучше скажите-ка мнѣ, какъ ваши дѣла съ Любочкой Битковой. Видѣли-ли вы ее сегодня?

— Да гдѣ-же видѣть?

— Ахъ, Боже мой! Да гдѣ угодно, можно назначить свиданіе. Вотъ сказали-бы ей, что у меня сегодня чтеніе пьесъ для втораго спектакля. Она пріѣхала-бы и вы пріѣхали-бы — вотъ и было-бы свиданіе.

— Да развѣ я, Лариса Павловна, могу распоряжаться вашимъ домомъ!

— Мой домъ всегда открытъ для моихъ друзей, а я вѣчный и неизмѣнный другъ всѣхъ влюбленныхъ. Гдѣ любовь, тамъ я распяться готова.

Кринкина сдѣлала умильные глаза, пристально посмотрѣла на Плоскова и прибавила:

— Ну, разсказывайте. Ей-ей, этого юношу вамъ нечего стѣсняться.

Гимназистъ поднялся со стула, обдернулъ на себѣ мундиръ и заговорилъ:

— Да я уйду, Лариса Павловна, въ другую комнату, ежели это нужно.

— Хотите, чтобы онъ удалился? — спросила Кринкина.

Плосковъ замялся.

— Дѣйствительно, я хотѣлъ-бы поговорить съ вами минутъ пять наединѣ,- сказалъ онъ.

— Ну, уйдите, Nicolas, — обратилась Кринкина къ гимназисту. — Да вотъ вамъ и дѣло. Поторопите горничную, чтобы она поскорѣе изготовила самоваръ.

Гимназистъ, поскрипывая сапогами, удалился въ другую комнату. Плосковъ придвинулся къ Кринкиной, взялъ ее обѣими руками за руку, и потрясая эту руку, сказалъ:

— Помогите, Лариса Павловна…

— Насчетъ Любочки Битковой? Ну, что, не отгадчица-ли я чужихъ мыслей? Я сразу по глазамъ увидѣла, зачѣмъ вы пріѣхали. Кусокъ лакомый. Въ какомъ положеніи у васъ съ ней дѣло? Только говорить искренно и ничего не утаивать.

Кринкина улыбнулась и погрозила ему пальцемъ.

— Вчера я признался ей въ любви, — сказалъ Плосковъ.

— Давно пора. Ну, а она что?

— Она тоже меня любитъ. Вотъ и портретъ мнѣ свой подарила.

Плосковъ вынулъ изъ кармана карточку и показалъ.

— Какъ-же насчетъ женитьбы-то? — спросила Кринкина.

— Добровольно за меня не отдадутъ.

— Да вѣдь вы не пробовали.

— Мамаша ея меня просто видѣть не можетъ. Это и Любочка не скрываетъ.

— А вы попробуйте обратиться къ ея отцу. Вы его хорошо знаете?

— Мы жили вмѣстѣ на дачѣ въ Озеркахъ. Я кланяюсь съ нимъ. Я разсчитываю такъ, что ежели я обращусь къ нему, то хотя-бы онъ и благосклонно ко мнѣ отнесся, то Дарья Терентьевна, то-есть мамаша Любы, все равно разобьетъ его. Да нѣтъ, это невозможно! Невозможно, чтобы и онъ согласился на нашъ бракъ!

Плосковъ вскочилъ со стула и въ волненіи заходилъ по гостиной.

— Попробуйте все-таки съ нимъ хорошенько познакомиться-то. Онъ что такое? Купецъ?

— Да… Биржевой. У него контора.

— А къ вашему банку онъ какое-нибудь отношеніе имѣетъ?

— Онъ пользуется у насъ большимъ кредитомъ, хорошо знакомъ съ нашими директорами.

— Попробуйте сначала къ нему обратиться насчетъ протекціи по службѣ, а потомъ…

— Да вѣдь изъ этого ничего не выйдетъ. Нѣтъ, Лариса Павловна, я рѣшилъ увезти Любочку тайно и обвѣнчаться съ ней тоже тайно, какъ вы мнѣ и совѣтовали. Помогите мнѣ.

— Да вѣдь прежде надо испробовать всѣ средства до похищенія. Вѣдь вамъ не отказывали, вы даже еще и предложенія не дѣлали.

— Я и самъ такъ думалъ сначала, но теперь убѣдился, что мнѣ откажутъ, а откажутъ, тогда ужъ и не увезешь Любочку тайно. Ее будутъ караулить, перестанутъ отпускать одну.

— Вздоръ! Захочетъ, такъ убѣжитъ.

— Въ томъ-то и дѣло, что она какъ-то ни да, ни нѣтъ… Колеблется. Даже больше чѣмъ колеблется. Вотъ по этому-то я и обращаюсь къ вамъ и поговорите съ ней… Убѣдите.

— Хорошо, хорошо. Только значить она васъ не сильно любитъ. Надо влюбить еще больше, сказала Кринкина и спросила:- У васъ съ ней до чего дошло? Говорите, говорите, не стѣсняйтесь.

Плосковъ потупился и отвѣчалъ:

— Мы съ ней цѣловались. Я обнялъ ее, сталъ цѣловать и она ничего…

— Это гдѣ-же? На репетиціи?

— Да… На лѣстницѣ, когда она уходила.

— Люблю молодцовъ! весело сказала Кринкина. — Послушайте, вы погодите спектакля. На спектаклѣ навѣрное будутъ ея отецъ и мать — вотъ вы тутъ какъ-нибудь и старайтесь подластиться къ нимъ. Старайтесь только, чтобы они на васъ звѣремъ-то не смотрѣли. А прежде чѣмъ ее увозить, вы къ отцу ея съѣздите и попросите его насчетъ протекціи. Старики это любятъ. Они хоть ничего не сдѣлаютъ, а все-таки это любятъ. Это польстится отцу и почемъ знать!..